Последний рубеж

Барон Врангель нервничает. — Куда ведет тщеславных муза Клио? — Беседа с Шатиловым. — «Благослови, владыко!..» — О чем писали в те дни красные газеты. — О Ворошилове и Буденном. — Страшная сила самообольщения. — Взрыв на Бешуйских копях. — Доклад генерала Климовича. — Факты горькой правды.

Ну, а что Врангель-то в это время делал? Стал ли он задумываться над тем, куда ведет его коварная муза истории Клио? Судя по тому, что у него рассказано в воспоминаниях, он просто выполнял свой долг, оставаясь капитаном на тонущем корабле. Но это поза, в которую любят становиться люди, по тем или иным причинам попавшие в историю. А барон понимал — в историю-то он уж попадет непременно, и, откровенно говоря, это начинало его тревожить.

— Что обо мне пишут? — как-то спросил он у Шатилова.

Начштаба, казалось, за последнее время стал еще ниже ростом. Он задрал голову вверх, словно смотрел на вышку каланчи, и на вопрос барона ответил:

— Наши что пишут? Чепуху пишут.

— Это я знаю.

— Вот красные, я бы сказал, в общем-то довольно точно пишут, канальи, о нашем положении.

— Вы их газеты читаете? — удивился Врангель. — Из любопытства, что ли?

— Да так, Петр Николаевич, иногда интересуюсь, и мне подают эти газеты на просмотр. Ну, естественно же знать, что думает о нас противник и что делается у него…

Врангель молча ходил по кабинету. Скажи он хоть что-нибудь, Шатилов мог бы замолчать, но барон все ходил, смотрел в упор на начальника штаба и — ни звука. И Шатилову ничего не оставалось, как продолжать:

— В этих газетах, к вашему сведению, встречаются весьма любопытные факты. Да… Представление надо иметь, ну, я и… проглядываю. Недавно как-то наткнулся на одну занятную статейку в «Известиях». Заметки очевидца. Представьте такие подробности про нашу жизнь, что диву даешься: кто их информирует? Впрочем, объяснить можно. Как ни старается наш Климович, а лазутчиков у нас полно!

— Послушайте, — остановил наконец барон Шатилова, — а у вас эти газетки есть?

— Есть, Петр Николаевич.

— Покажите.

Шатилов кивнул и ушел к себе, а барон снова заходил по кабинету, заложив длиннющие руки за спину.

Больше, чем утеря Каховки, удручали барона два обстоятельства. По всему видно было, что соединиться с войсками маршала Пилсудского он уже не сможет. Не прорваться на запад Украины, сил мало, а мало потому, что, в сущности, не удалась затея с законом о земле. Это и было вторым обстоятельством, сильно огорчавшим барона.

От генерала Климовича, исправно являвшегося к нему с докладами о настроениях в Крыму, барон теперь уже точно знал: провалился закон. Не приняло его таврическое крестьянство. Но и офицерство не признало его; по словам Климовича, в армии просто посмеиваются над законом и говорят: «Там посмотрим, поглядим, а пока наше дело петь «Алла-верды».

Да и сам Кутепов на днях, будучи в Севастополе, откровенно сказал барону:

— Петр Николаевич, ведь главное наше дело — это разбить красных. А там уж пускай правительствующий сенат решит, что да как. Может, он решит просто всыпать поголовно всем мужикам по двадцать горячих, и тем все кончится!

Из докладов Климовича Врангель знал и то, что в его собственном окружении с нескрываемой иронией поговаривают:

«Нет, не стал Эдипом наш болярин Петр. Не разгадал «Сфинкса».

«В чем же дело? — спрашивал себя сейчас барон, продолжая расхаживать по кабинету. — Как ее все-таки решить, эту проклятую загадку? Как пробиться к источникам живой силы? У большевиков они есть… А я без них погибну».

Он отдавал себе ясный отчет: с разгромом войск Пилсудского красные начнут перебрасывать свои войска сюда, к Таврии, и силы их возрастут втрое.

Вспоминался ему теперь все чаще разговор с господином де Робеком на «Аяксе» полгода назад. Что стоило тогда сказать англичанину, а через него — Антанте: «Нет, господа, не возьму я на себя то, что мне предлагают и на что вы меня благословляете и даже готовы доставить меня в Крым на своем военном корабле». Из всего разговора на «Аяксе» особенно крепко засел в мозгу вопрос де Робека: «А вы не боитесь истории, барон?» Вопрос показался уже и тогда бестактным. Странно было услышать это от того, кто сам же толкает тебя лезть в историю. Сейчас, по правде сказать, вопрос де Робека начинал казаться барону зловещим.

Недаром говорят: «Тяжела ты, шапка Мономаха». А он, Врангель, взял да надел на себя эту шапку и уже полгода носит. Ну, и что теперь о нем говорят? Что пишут?

Он перебирал в уме события последних недель. Как хорошо все шло до августа! Почти вся Таврия была завоевана, и надежды на скорый разгром красных росли. Стало больше хлеба, лошадей, солдат; начали стекаться отовсюду в Крым люди старой империи, и наконец Франция первой признала барона (де-факто!) законным правителем юга России.