Последний самурай

Вскоре впереди показался выезд на шоссе. Мельник, не снижая скорости, выскочил на перекресток и, нарушая все правила, повернул налево - прочь от Москвы. Изуродованный "додж" тяжело перевалил через газон, высаженный на разделительной полосе, и, набирая скорость, пошел вперед.

Колонки бархатно ревели голосом Розенбаума, светящиеся указатели мелькали справа и исчезали во тьме позади машины. Мельник почти не смотрел на дорогу: его взгляд был прикован к мерцавшей рубиновым огнем стрелке спидометра. "Додж" тянул великолепно: авария никак не отразилась на его ходовых качествах. Когда стрелка подобралась к отметке "200" и медленно поползла дальше, машину стало немного водить из стороны в сторону. Пора, понял Мельник, и стал до боли в глазах вглядываться в обочину.

Он был спокоен. Скорость всегда помогала ему собраться, сосредоточиться и отбросить все раздражающие мелочи. Он любил скорость.

Сигарета истлела до самого фильтра, и он не глядя выплюнул ее под ноги. Кажется, окурок упал на колени - какая разница? Еще немного...

Впереди показались огни железнодорожного переезда. Переезд вроде бы был свободен. Отлично, подумал Мельник. Это как раз то, что надо.

"Караван, караван, караван..." - тянул Розенбаум. Мельник подпевал ему во всю глотку, не забывая следить за скоростью и в последний раз скрупулезно выверяя каждую мелочь.

Потом он плавно повернул руль вправо - совсем чуть-чуть, но этого хватило. Розенбаум замолчал, когда "додж"

Мельника на скорости двести десять километров в час врезался в осветительную опору. Мельник замолчал тоже, потому что рулевая колонка прошла сквозь его грудную клетку, и петь ему стало нечем.

Глава 9

Иларион поставил машину на привычное место во дворе и вышел из салона, прихватив чемодан, стоявший на соседнем сиденье. Чемодан был небольшой, но чертовски тяжелый - Как, впрочем, и полагалось такому вот чемодану.

Ночь выдалась, мягко говоря, прохладная, в воздухе уже попахивало приближающимися заморозками. Забродов любил этот запах пронзительно-чистый, бодрящий, свежий. Зима как таковая нравилась ему меньше, но приходилось признать, что, не будь ее, в круговороте времен года образовалась бы ничем не заполненная дырка.

Он поставил чемодан на сухой асфальт, запер дверцу машины и закурил, прислонившись к теплому радиатору. На черном бархате неба переливались мелкие стекляшки звезд. Звезд было мало, потому что только самые яркие из небесных светил могли пробиться сквозь электрическое зарево Москвы. Иларион вспомнил, каким фантастически красивым выглядит звездное небо в горах или в пустыне, и подумал, что там, куда он едет, оно тоже будет смотреться недурно - если, конечно, позволит погода.

Потом он посмотрел на чемодан, который сиротливо стоял на пятачке освещенного уличным фонарем асфальта. Это было довольно необычное ощущение - стоять посреди притихшего ночного двора в центре Москвы и лениво покуривать на сон грядущий в двух шагах от этой штуковины. Забродов поймал себя на том, что побаивается, как бы случайная искра от его сигареты не попала на чемодан, и улыбнулся очередной шутке, которую выкинуло его подсознание.

Впрочем, ничего смешного в создавшейся ситуации не было, и Забродов это отлично понимал. Не понимал он другого: что теперь со всем этим делать? Мельник рассказал ему многое, но ответа на этот вопрос Иларион не получил.

Бывший десантник работал на чеченцев с того самого момента, как те выпустили его из плена. Никакого побега конечно же не было. Был договор с дьяволом, заключенный сломленным, насмерть перепуганным человеком, который угодил в смертельный капкан и не знал, как из него выбраться.

Если верить Мельнику, идея уволиться из армии и сделаться экспедитором в японской фирме тоже принадлежала чеченцам. Это могло бы показаться очень странным, если бы не история с самовзрывающимися телефонами, привезенная Мещеряковым и Брузгиным из той же Чечни. Связь между боевиками и далекими островами в Тихом океане теперь была столь же очевидной, сколь и недоказуемой. Забродов летел на Дальний Восток для того, чтобы обрубить эту связь. В совпадения он, конечно, верил, но считал, что все хорошо в меру: таких совпадений, как это, на свете просто не бывает.