Последний самурай

Я сказал: Тебе разве не надо печатать «Современную вязальщицу»?

Леность, отвлечения, дела и удовольствия; все они по очереди препятствуют нам, сказала Сиб. Я уже добралась до 1965-го.

Я сказал: Ты же хотела на этой неделе закончить?

Пожалуй, ни одно обширное и многостороннее дело, сказала Сиб, не бывало осуществлено за время, изначально задуманное тем, кто дело это предпринял. Кто бежит наперегонки со Временем, обзаводится недругом, коему не страшны прискорбные случайности.

Сиб пошла к компьютеру, минут пять попечатала, а потом встала, села на диван и включила видео.

Камбэй взял плошку риса. Я понял, сказал он. Хватит кричать. Я не ем ваш рис даром. Возразить нечего, сказал мой отец.

Зверский на вид самурай расхаживал по улице. В дверях стояли крестьяне — изумлялись, Кацусиро — изумлялся, Камбэй скрестил руки на груди, ни капли не изумлен. Спасибо, сказал отец. Я серьезно.

Камбэй сел внутри, лицом к двери. Вручил Кацусиро тяжелую палку. Спрячься за дверью, сказал он. Приготовься. Занеси палку над головой. Ударь самурая, когда войдет, изо всех сил. Не сдерживайся! Как можно сильнее. Возразить не

Я смотрел в экран. Кацусиро стоял за дверью. Я встал и принялся расхаживать туда-сюда, а самурай вошел и отразил удар.

Я больше не слышал отцовского голоса, не видел лица; фильм продолжался, но в голове у меня стояла улица, и зверский на вид самурай на всю улицу, и на эту улицу из двери смотрит Камбэй.

В голове у меня за дверью стоял Кацусиро с палкой. Кюдзо разрубал буйную посредственность. Но настоящий самурай отразит удар.

Я подумал: Можно все-таки и Джеймса Хэттона! Или Рыжа Дьявлина. Или обоих!

Я подумал: Можно кого захочу!

Я подумал: Дебют миттельшпиль эндшпиль.

Я подумал: Настоящий самурай отразит удар.

Я подумал: Настоящий самурай отразит удар.

Я глянул в газету Сиб + там говорилось, что ХК собрался идти пешком по бывшему Советскому Союзу и что идти он собирается один.

Я подумал: вот ОН мог бы драться на мечах. Вот, подумал я, кого надо вызывать на бой — человека, который знает 50 языков, сотню раз смотрел в лицо смерти, равно неуязвим для хвалы и хулы. Этот человек, впервые повстречав своего сына, НАВЕРНЯКА посоветует ему в 11 лет пойти в Оксфорд или хоть в экспедицию его возьмет.

Где он остановился, в газете не написали.

Я позвонил его издателю и спросил, не планируются ли автограф-сессии. Понадеялся, что обаяние детского голоска поможет мне добыть потребные данные, и вскоре мне продиктовали список мест, где он будет раздавать автографы.

У него планировалась автограф-сессия завтра в «Уотерстоунз» на Ноттинг-Хилл-гейт.

Я доехал по Кольцевой и поднялся на улицу.

Сходил на автограф-сессию, и ХК, как я и предполагал, ушел пешком. Он был высок, как она и говорила, и двигался быстро, но я этого ожидал и прихватил скейтборд.

Дом оказался большой и белый, с белыми колоннами. Во дворе травяной квадратик с розами, в центре вымощенный плитняком круг, посреди круга птичья купальня. Скейтборд оставить негде. Я прошел десять домов по улице до таблички «Продается», спрятал скейтборд в высокой траве и вернулся.

Позвонил в дверь, и мне открыла женщина с блестящими волосами и блестящей бижутерией, вся накрашенная и в розовом платье.

Я удивленно уставился на нее. Я не знал, что он женат. Или, может, это его сестра.

Я сказал, что пришел к Хью Кэри.

Она сказала: Мне ужасно жаль, но он никого не принимает.

Я сказал извините и ушел и отступил дальше по улице. Потом женщина в розовом вышла, села в машину и уехала. Я вернулся к дому и позвонил.

Он подошел к двери и сказал Чего тебе.

Лицо морщинистое, загорелое, на щеке плохо заживший шрам. Глаза как голубые угли. Брови косматые, клочковатые усы. Волосы очень выцветшие, и в них седина.

Чего тебе? повторил он.

Мне нужно с вами поговорить, сказал я. Я знал, что, если развернусь и уйду, буду презирать себя до конца своих дней.

Он сказал, что может выкроить пару минут, и я пошел за ним в дом. Не знаю, чего я ждал, но не этих натертых деревянных полов, толстых ковров и мягких диванов. Интересную форму сослагательного не привезешь с собой трофеем, но все-таки я ждал чего-то другого.

Мы вошли в комнату с черно-белым мраморным полом и бледно-желтым диваном, и он указал на диван и снова повторил Чего тебе.

Я посмотрел в это лицо, будто вытесанное из камня, и понял, что сейчас погибну. Он мигом вычислит ложь, он будет меня презирать. Я представил, как он идет по Китаю с мальчиком: как он идет по Казахстану с маленьким отрядом; водить за нос такого человека — это низко, это недостойно. Надо сочинить предлог и уйти.

Камбэй велит Рикити позвать самурая. Сам сидит внутри, ждет. Велит Кацусиро встать за дверью с палкой. Настоящий самурай отразит удар.

Я подумал: если струшу, значит я и впрямь сын своего отца.

Я сказал: Я хотел с вами повидаться, потому что я ваш сын.

Ты мой…

Я погиб.

Глаза на этом каменном лице горели, блистали, как лезвие меча. Я погиб.

Его губы сжались. Я погиб.