Последний самурай

Сорабджи подумал: Какой кошмар! Вдруг он прирожденный математик, а родился в обществе, где математики нет! Выучить язык местных Сорабджи не собрался, но подсознательно чуял, что сильно дальше четырех на этом языке не посчитать. Вообразите гения математики, рожденного в окружении языка, на котором бывает один жареный муравей, два жареных муравья, три жареных муравья, четыре жареных муравья, куча жареных муравьев, много куч жареных муравьев, много-много-много… Подумать страшно.

Разровняв грязь, Сорабджи скрипнул зубами и обратился к основам. Положил камень в грязь, внизу написал: 1. Положил два камня в грязь, написал: 2. Положил три камня в грязь, написал: 3. Четыре камня: 4. Ики-го-э (или Пит, как звал его Сорабджи) присел на корточки; Сорабджи не понял, удивился ли Пит, когда появилось 5.

Спустя полгода Пит и Сорабджи очутились в тюрьме.

В джунгли прибыл отряд лесорубов. В племени убили пару человек, остальные разбежались кто куда, а Сорабджи по следам грузовиков устремился к цивилизации. Пит пошел за ним. Они добрались до деревушки в чаще джунглей, и Сорабджи отправился на поиски телефона. Телефон в деревушке был один, в здании под названием Policia; Сорабджи зашел, и его мигом арестовали.

Через пять дней беленский британский консул полетел вверх по Амазонке до Манауса, а затем, одолжив «лендровер», направился вглубь континента.

Беленский британский консул обожал Бразилию. Обожал язык; обожал музыку: обожал эту дикую варварскую страну: обожал этот народ. Ложка дегтя состояла в том, что страна не закрывала границы для британцев, прибывающих не по государственным делам. На его взгляд, британцы не были отважнее прочих наций; они просто бесконечно верили в могущество своего консула, и они верили бы небезосновательно, выдели МИД в его распоряжение, к примеру, небольшую личную армию и взяточный фонд на несколько миллионов, однако они чрезмерно переоценивали то, чего возможно добиться на небольшие деньги из чрезвычайного фонда и скромные дотации на развлечения. Чего они от меня ждут? кипел он; «лендровер» скакал и трясся по рытвинам под рефрен Они что, сбрендили — я-то что тут могу?

Под вечер он прибыл в городок лесорубов. Тотчас направился в Policia,

был препровожден в тюрьму и чуть не сблевнул.

Снаружи градусов 100; в тюрьме хуже. В камеру, где смогли бы вздохнуть десять человек, набилось двадцать.

Надзиратель прохрупал сапогами по тараканам и указал на Сорабджи.

Волосы у Сорабджи отросли и свалялись, борода ничем не лучше. Он полгода прожил под тропическим солнцем и загорел до черноты. Уже через неделю от одежды его невыносимо воняло; он стал носить рубашку вместо набедренной повязки, по местному обычаю. Сорабджи не раз говорил, что бедный консул проехал сотни миль вглубь континента, дабы спасти британского гражданина, а нашел Ганга Дина[123]. Набедренную повязку пошили на заказ в «Гивз и Хоукс», но при беглом осмотре это было незаметно.

Как любезно, что вы приехали, учтиво сказал Ганга Дин. Я так рад, что вы сюда выбрались.

А затем, поскольку этот вопрос мучил его не первый месяц: Вы, случайно, не знаете, с выбросами микроквазаров куда-нибудь продвинулись?

Консул ответил, что у него таких данных нет. Затем представился.

А вы кто?

Я Сорабджи, сказал Ганга Дин. Джордж Сорабджи.

Консул объяснил, что ему требуется какое-нибудь удостоверение личности.

Ганга Дин объяснил, что летел на самолете, который упал в джунглях, и паспорт его сгорел дотла. Посоветовал консулу позвонить его, Сорабджи, руководителю в Кембридж, удостоверить личность и выяснить положение дел с выбросами микроквазаров. Потребовал немедленного освобождения и репатриации.

И Пита тоже надо отсюда вытаскивать, прибавил он.

Какого Пита? спросил его спаситель.

Ганга Дин ткнул пальцем в угол.

Что, индейца? спросил консул.

Ну, в индийском посольстве ему вряд ли что-то светит, надменно отвечал Дин. Он с Амазонки.

Простите, но бразильскому подданному я ничем помочь не могу. Если хотите, объясню процедуру ходатайствования…

Сорабджи посмотрел на Пита. Голова у того запрокинулась, глаза закатились. Он скоро умрет, но могло быть лучше. Он, пожалуй, способен прилично сдать экзамены обычного уровня; само по себе, в общем, чудо, но могло быть лучше.

Сорабджи сказал: Он гений математики. Я заберу его в Кембридж.

Консул посмотрел на Пита. Если ты консул, тебе вечно втирают всякую ерунду и ждут, что поверишь, но ничего ерундовее он в жизни не слыхал. Он корректно ответил: Если он бразильский подданный, боюсь, я ничем…

Сорабджи сказал: Ах ты безмозглый. Невежественный. Чинуша.

И еще сказал: В этой камере сидит Ньютон.

Если я уеду, ему конец. Если он со мной не поедет, я с места не сдвинусь.

Но что, по-вашему, я могу…

Сорабджи сказал: Есть бумага?

Ему дали листок и ручку, и он написал 1 + 2 + 3 + 4 + 5 + 6 + 7 + 8 + 9 + 10 + 11 + 12 + 13 + 14 + 15 + 16 + 17 + 18 + 19 + 20

и сказал: Вот вам сколько времени надо, чтобы сложить?

Консул помялся…

Этот мальчик, очень веско промолвил Сорабджи, может складывать любые числа от 1 до 500 за 20 секунд.

Консул сказал: Хм.