Последний сейм Речи Посполитой

— Вы забрызгаете мне мой жюпон! — проговорила подкоморша, с опаской отодвигаясь от него.

Тост за императрицу был выпит залпом, после чего бокалы опять потянулись за новыми струями вина. Так как музыка вдруг смолкла, клики затихли, пан Пулаский же, чуть-чуть склонившись над столом и уставившись круглыми ястребиными глазами в посла, воскликнул, точно вторя не смолкавшим пушкам:

— Господа! Выпьем за здоровье нашего именинника и друга! Да здравствует ясновельможный чрезвычайный и полномочный посол ее императорского величества, августейшей императрицы всея Руси, Яков де Сиверс! Ура!

Красивым жестом откинул он белые атласные рукава кунтуша и под громкие крики «виват» направился с бокалом в руке к послу.

Сиверс встал не без труда и, взяв бокал из рук графа Анквича, стал чокаться со всеми, с широким умилением благодаря за добрую память и любовь.

Вокруг раззолоченного кресла образовалась густая толпа.

— Надо идти вместе со всеми, — шепнул Воина Зарембе, таща его за собой.

— Толкотня точно перед алтарем.

— Всемогущей Карьере честь и хвала. Это — единственное божество!

Но когда они вошли в круг света, падавшего от огней из шатра, Заремба вздрогнул внезапно, остановился на мгновенье и сразу точно ринулся с головой в бездну чьего-то взгляда, сиявшего в глубине шатра.

— Иза!

— Север!

Полыхнул в пространстве крик двух взглядов, вырвавшихся с самого дна обоюдной тоски, и, подчиняясь непреодолимой силе взаимного влечения, оба устремились друг к другу сквозь сбившуюся вокруг Сиверса толпу. Были все ближе и ближе друг к другу, вот уж совсем близко.

— Мы запаздываем, это примут за невнимание, — заметил Воина, подхватывая его с силой под руку.

Сразу рассеялась радуга очарования, и насмешливое, безжалостное лицо действительности заглянуло ему в глаза. Понял и, сразу овладев собой, гордо поднял голову, холодно и пренебрежительно поклонился Изе, чокнулся своим бокалом с бокалом Сиверса и, не оглянувшись даже на следившие за ним и померкшие от изумления глаза, вышел из шатра. Шел, точно подстреленный, в шеренге, машинально держа недопитый бокал в руке и не отдавая себе отчета, куда он идет.

Очутился под каким-то деревом, преградившим ему дорогу, и там только окончательно пришел в себя, грохнул бокал о землю, приткнулся спиной к стволу и попытался подчинить разбушевавшиеся мысли и чувства железной узде воли. Немного спустя вернулся к гостям, но в шатре и пагодах сновала только прислуга, допивавшая остатки, гости же все собрались на пригорке позади виллы, где пани Ожаровская собственноручно зажигала фейерверк.

Взвились мгновенно ввысь расплетенные косы пурпурных огней и, изогнувшись где-то в высшей точке, рассыпались дождем гаснущих в воздухе искр. Со всех сторон посыпались возгласы восхищения и крики «браво!». Сам Сиверс зааплодировал. Еще через минуту громовой раскат потряс воздух, и в пространство взметнулись огромные снопы зеленых огней, из лона которых, словно из недр расступившейся земли, всплыли золотисто-рубиновые инициалы Сиверса. Медленно, величественно поднялись вверх, все выше и выше, сверкая все ярче и ярче, пока, наконец, не повисли на долгое мгновение в черной бездне небес на такой высоте, словно должны были озарять всю Речь Посполитую... Вслед за ними поднялся ураган молний, с треском и свистом взвивавшихся в пространство, развеваясь тысячами огненных языков и султанов, окружая инициалы клубящимся роем огней, дыма и канонадой гремящих выстрелов.

Все уста онемели от изумления, все взгляды застыли, точно распятые, на парящих в темной бархатной вышине инициалах. Вдруг среди всеобщей тишины в толпе гостей раздался чей-то мощный голос, хмуро пробасивший:

— Мане! Такел! Фарес!

Ему ответил общий смех и взрыв безумного веселья. Грянули бурные аплодисменты и крики «виват» в честь Сиверса, все окружили его толпой, засыпая восторженными возгласами. Наиболее горячие даже хотели его качать, только этому помешал Пулаский, опасаясь, чтобы с гостем что-нибудь не приключилось. Вскоре, однако, явились гайдуки с огромными графинами, зазвенели опять бокалы, зазвучали новые тосты, покрываемые все более и более бурными криками: «Ура! Браво! Виват!» Снова загремели медные трубы фанфар, затрещали ружейные залпы, заговорили громовым, увесистым басом пушки, и все слилось в общем сумбурном шуме, создавшем впечатление грозного сражения и смертного боя.

Когда же погасли инициалы, весь парк и холмы кругом бурно заклокотали и, точно жерла вулканов, стали выбрасывать громы и снопы ослепительных молний. Поминутно взлетали ввысь огненные змеи, брызгали фонтаны, напоминавшие красотой коралловые деревья, расцветали неожиданно причудливые букеты, сверкавшие тысячами всевозможных цветов, вспыхивали звезды, вращавшиеся с головокружительной быстротой, сыпались каскады изумрудов, лились золотым ливнем дожди искр и алые грады рубинов. Тысячи огней взлетали сразу с шумным лопотом, точно стаи разноцветных птиц.