Последний шанс палача

– Ты, парень, прости меня за антураж, но это для лучшего понимания. – Собеседник, расположившийся на стуле в дальнем углу, одет был теплее и куда приличнее Глеба. Все те же холщовые брюки и гавайка, будто с пляжа только что. – Человек в трусах гораздо быстрее осознает серьезность ситуации, – продолжил Макс лекцию добродушнейшим тоном. – Кандалы тоже в твоих интересах, чтоб не дергался зря и чтобы мы быстрее друг друга поняли. Пришли бы к консенсусу, как говаривал Мишель Горби. По достижении согласия тебе вернут одежду, и мы спокойно попьем чайку или даже чего покрепче.

– Может, хватит словесного поноса? – поморщился Глеб, принимая, наконец, сидячее положение. – Это ты меня вырубил?

– Да ну, что ты?! Стар я для таких дел. А вот подчиненные твои очень даже в форме, есть силушка. Понимаешь, о чем я?

– Я пока вообще ни хрена не понимаю, – сказал Глеб, пробуя встать. Голова закружилась, тросы потянули за руку, за ногу… обратно, в общем, бухнулся. – Мне, для начала, отлить и одеться, потом объяснишь, чего тебе надо.

– Многовато желаний, для начала, – покачал Макс головой. – У меня вот все гораздо проще. Единственную вещь от тебя хочу поиметь. Компру, что ты наснимал в лихие 90-е. Нехорошо ведь получилось – я тебе, значит, помог поставить бизнес, снабдил техникой, а ты взялся делать левые съемки. Сам хоть помнишь, КТО у тебя на тех пленках?

– Тебе какое дело? – Небрежный тон Глебу вполне удался, но в груди нехорошо защемило. Компромат из ТЕХ ВРЕМЕН – это вам не шутки дурацкие с тросами, тут совсем другим раскладом пахнет. – Ты мне с бизнесом помог, я отработал. Дальше пошли мелкие шабашки, и ты к ним никаким боком.

– Тоже верно, – огорчился Макс. – Ну вот никак ты не хочешь виноватиться! Вынуждаешь прямо-таки сказать тебе в лоб грубую правду!

– Слушай, все это занятно, но уже не смешно! – изобразил Глеб раздражение.

Оставалась надежда даже сейчас – рассмеется приятель-собутыльник, скажет что-нибудь про реалити-шоу, можно будет дать ему в морду или похохмить вместе. Даже сейчас такой вариант казался естественней, чем дикая перемена, случившаяся с Максом-обаяшкой. Максом – цивилизованным бизнесменом. Максом – героем Света, обрушившим в прах Мастера – повелителя темных сил. Потом Глеб вспомнил про пулеметы, и мерзкое ощущение в грудной клетке резко усилилось.

– У вас, богатых, свои причуды, но человеком-то будь! Чего ты мне понты колотишь?! Пугать решил?! Ждешь, пока обделаюсь тут?!!

Закончить мысль не успел – рука Макса поднялась с колена, и в мозгу Глеба полыхнуло вдруг ослепительно-белым. Боль – короткая, как удар молнии, и такая же мощная.

– Б… – прошептал Глеб, обнаружив себя на полу, в неудобнейшей позе, будто судорогой перекрученного. – Ты че ж делаешь, гад?!

– Ну, извини, – отозвался Макс невозмутимо, из поднебесья откуда-то. С недостижимой высоты стула. – Это было всего двести двадцать вольт, а дальше по нарастающей. Не заставляй меня быть подонком, расколись прямо сейчас.

– Анекдот помнишь? – Слизистая во рту пересохла, слова теперь выползали пыльные, как через наждак. – Про Василия Иваныча с Петькой? Типа, гад ты, Василий Иваныч, запоминать надо было военную тайну, а теперь пытают зря.

– Намекаешь, что ты невинное дитя? – прищурился Макс, поигрывая пультом. Маленьким таким пультиком, почти как от телевизора – а вместо «громкости» там, наверное, вольты прописаны. – Намекаешь, что нет у тебя компры на уважаемых людей, элиту нашу национальную? Нехорошо врать, Глебушка, ай-ай-ай! Они, значит, в Кремле ночей не спят, думают о России, а ты на них камень за пазухой?! Мало ли кто кем был в проклятые 90-е, зачем сейчас старое поминать?

– Так это они тебя подрядили?

– Не важно. Люди сейчас в политике и большом бизнесе, а для иностранных партнеров очень важно хорошее реноме. За сохранение такового люди готовы и убить, и озолотить, а возможности у них – сам понимаешь. Отдай свои мерзкие записи, внакладе по-любому не останешься.

– Я тебе все отдал. Еще тогда.

Судорога – бесконечная, рвущая мышцы, крутящая…

– Вот не хочешь ты по-хорошему. – Голос Макса сочувственный, как у доктора.

На корточках сидит, близко, а не достанешь. Даже если хватит сил, если смогут сведенные мышцы сделать рывок.

– Не хочешь по-хорошему, потому что упрямый. Считаешь всех дураками. А ведь есть твои бывшие сотрудники, с кем ты, бесстыжий, снимал про людей гадости. Сдали они тебя давно, Глебушка, и не за тридцать сребреников, а за нормальное бабло. Жаль, что поздно, а то б я из тебя еще в той тюряге все бесплатно выдавил! Зато сейчас готов отвалить тебе вполне приличные деньги, подумай.

– А пошел ты…

На этот раз стянуло конкретно, дугой выгнуло. Сознание потерялось на краткий миг, вернувшись с целым букетом ощущений. Пустыня во рту, сердце бьется об грудину, пот со лба липкий. Фиговые дела, однако! На сколько еще тебя хватит – при такой интенсивности? Можно плюнуть, конечно, и сдать все сразу, но тут как раз имеются нехорошие подозрения…

– Воды! – проскрипел Глеб на грани слышимости, но реакция пришла незамедлительно. Целый фонтан божественной влаги, до захлеба.