Последний шанс

– К четвертой категории, – закончил перечисление Корицин, – относятся люди, получившие за совершенные ими преступления или проступки неоправданно высокие сроки заключения под стражей. В случае если они не представляют опасности для общества, их можно амнистировать. Вот этим пусть займется Комиссия по помилованию. Это ее работа. Другое дело в том, что состав комиссии ограничен, и количество людей, которые благодаря ее деятельности досрочно выходят на свободу, является мизерным. Состав этой комиссии мы расширим. Есть еще целый ряд частных случаев, но с ними мы разберемся сами. Теперь давайте перейдем к противоположным вопросам, – кого и в какой последовательности будем определять на освободившиеся места?

– В первую очередь тех, на кого в прокуратуре уже есть вполне достаточная информация и фактический материал, но "отмашка" сверху пока не поступила, – ответил Георгий. – Просто дайте разрешение, и дальше процесс пойдет по накатанным рельсам.

– Во вторую очередь, совершивших преступления "мажоров" и представительниц прекрасного пола, которых "отмазали" богатые или обладающие реальной властью родители. Таких случаев только "на слуху" – несколько сотен, а всего, по-видимому, тысячи, если не десятки тысяч. Все эти дела нужно направить на доследование.

– Дальше пойдут налоговые преступления. Цифры и список фигурантов Вам завтра предоставят. Тут сажать всех скопом совсем не обязательно, только самых злостных. Мы не американцы. Для остальных будет вполне достаточно конфискации имущества, либо, при незначительных суммах, – простого, но доходчивого предупреждения.

– Ну и последнее. Взяточники. Причем не рядовые милиционеры, врачи и учителя – там надо исправлять всю систему, а обнаглевшие чиновники, берущие взятки за работу, которую им и так оплачивает государство. А также депутаты всех уровней, активно и не особенно скрываясь, лоббирующие интересы конкретных финансовых структур. Информацию по конкретным фигурантам, суммам, поступившим на их счета и датам этих поступлений, Вы получите, а сопоставить их с конкретными действиями – уже работа Ваших подчиненных.

– И, пожалуйста, – акцентировал внимание министра Георгий, – никаких "политических". Исключения только для явных фашистов. Этих сажать нужно, но не всех, а только организаторов и провокаторов.

– Имеется еще один вопрос, – перехватил инициативу Корицин, – который непосредственно связан с двумя предыдущими. Безопасность судей, работников прокуратуры и свидетелей. Даже кристально честный и принципиальный человек пойдет на подлог или оговор, если будет прямая угроза жизни и здоровью его самого или ближайших родственников.

– Это действительно самый важный и серьезный вопрос, – согласился Георгий, – и силами своих подчиненных Вам его не решить. Будем привлекать министерство Безопасности. Мы уже кратко обсуждали это с их новым министром. Завтра позвоните ему и согласуйте все действия. Принцип достаточно прост. Возьмем для примера судей. Приставлять к ним и ко всем их родственникам телохранителей бессмысленно и абсолютно не рационально. Телохранители смогут помочь далеко не во всех случаях, да и не наберешь нигде столько профессионалов. А вот закрепить за каждым судьей офицера-куратора из министерства Безопасности, обеспечив их прямой связью и создать несколько десятков групп быстрого реагирования обеспеченных техникой и спецсредствами – вполне реально. В случае угрозы судья телефонным звонком или заранее согласованным действием оповещает своего куратора, тот оперативно разбирается в обстановке и привлекает к действию закрепленную за ним группу. Угрожавший задерживается, "прессуется" (морально, без физических воздействий) и как миленький сдает заказчика. В крайнем случае, можно использовать "сыворотку правды". Дальше решение о том, кого следует предельно жестко предупредить, а кого изолировать принимает куратор. После трех-четырех показательных операций, которые будут преданы огласке, и судьи успокоятся, и желающих давить на них поубавится.

– Вы понимаете, что такой подход будет противоречить основным принципам сложившейся юридической практики и нарушать права человека? – спросил Корицин.