Кен оставил Пон-суму и пошел ко мне. Темнеющее небо бросало тени на его глаза, скрывало выражение его лица.
— Я еще не видел тебя… — он закрыл рот со щелчком. — Твои волосы красивые.
— С приветствием у тебя не очень, — он был в черной футболке и блейзере, а еще в искусно изорванных джинсах. Но я не хотела делать ему комплимент.
Кен склонился, ноздри раздувались.
— Не наказывай меня за скрытие чувств. Я стараюсь не давить на тебя, Кои, — тихо сказал он, и каждое слово обжигало мою щеку. — Сейчас не время для моих признаний в том, как сильно я хочу погладить нежный вельвет под этой курткой. Или сказать, как красивы твои темные глаза в свете луны, лишающие меня дыхания.
Я лишилась дара речи. Жар мерцал на моих щеках. Жизнь не готовила меня к японским демонам с красивыми фразами.
— Не время, — пролепетала я.
Кен отодвинулся. Ему явно понравилась моя реакция на его слова, но он сжалился и сменил тему:
— Ты взяла Марлин?
— Она настояла.
Он скрестил руки на груди, вдохнул сквозь зубы, как делал папа, когда я упрашивала его купить мне машину, когда была младше.
— Это будет тяжело для нее.
— Да. Но она часть этого. Как Мидори и Элиза.
— Хм, — сказал Кен. — Не совсем.
— Джордж и Генри в порядке?
— Кваскви забрал их в медицинский центр.
— Не к Чету? Иные ходят в больницы? Их кровь не кажется странной на анализах?
Кен приподнял бровь.
«О, да. Я всю жизнь проходила анализы крови. И флюорографию. Глупый вопрос».
— Похоже, Кваскви не хотел впутывать в это Чета.
«О, нет. Очко у Пон-сумы».
— Но они в порядке?
— Швы и пара переломов. У Джорджа крепкая голова.
— Там… было еще послание?
— Нет, — сказал Кен. — Думаю, атака не была так спланирована, как остальные.
Марлин подошла ко мне. Она кивнула Кену.
— Пора идти, — сказал Пон-сума. Он собрал свои длинные волосы в низкий мужской пучок на затылке. Он был в черных хакама и мужском кимоно с гербом, вышитым золотыми нитями на левой стороне. Я не могла разобрать, что там было, в тенях, но меня радовало, что Пон-сума нарядился.
— Это «Karmann Ghia»? Да? С откидным верхом? — сказала Марлин, Пон-сума открыл для нее пассажирскую дверь.
— 1974.
— Мило, — Марлин щебетала о машинах, пока Пон-сума кивал и сухо отвечал в своем стиле.
Мы с Кеном втиснулись на заднем сидении.
— Готова к этому? Кваскви явно собирается всем тебя показывать.
— Не готова. Но настроена решительно.
Кен похлопал меня по колену. Он вытащил из внутреннего кармана блейзера черные шелковые перчатки.
— Сегодня придется встретить много Иных, — сказал он. — Это Америка. Если в Японии можно было бы обойтись поклонами, то тут…
Грудь сдавило, крюк, оставшийся там после клятвы Кена, тянул меня ближе к нему.
— Это самое заботливое… — я не смогла закончить. Я почти призналась, какой одинокой была моя жизнь до Кена, до встречи с Иными. — Это очень мило, — я взяла перчатку, шелк был нежным и прохладным, как лунный свет в моих руках.
— Достаточно мило для поцелуя?
— Не перегибай, — я сняла куртку, чтобы надеть перчатки. Они доставали мне до локтей, сидели как влитые. Отлично подходили к этому наряду. И не было чудаковато.
Пон-сума проехал по тропе, скрытой за резким поворотом дороги. Мы подпрыгивали на ухабах, огибали камни, пока фары не озарили вперед каменную стену. Бротон Блафф. Или их часть. Я не знала, были ли мы еще в парке.
— Отсюда пешком, — сказал Пон-сума. Он выключил двигатель под ветвями деревьев. Камни скрывали луну, и нас окутала чернильная тьма. Пон-сума бросил Кену фонарь, и парни озарили им другую ограду. На ней были большие знаки, запрещающие проход, и врата, запертые тремя большими замками.
Кен загремел замками. А потом с улыбкой потянулся к петлям и легко открыл врата прикосновением.
— Сюда, — сказал он, фонарем направлял нас по тропе между высоким камнем с одной стороны и булыжниками с кривыми деревьями с другой. Мои сексуальные сапоги заставляли смотреть на дорогу, чтобы не сломать лодыжку о корень или камни.
После десяти минут мои ноги горели от подъема, и я жалела, что так нарядилась в отеле. Я страдала без своих привычных ботинок.
Марлин постучала меня по плечу.
— Смотри, — она указала на красную точку света под нависающим камнем.
— Охрана, — сказал Пон-сума.
— Никто не пройдет сюда без ведома Кваскви, — Кен взял камень и бросил его в ближайшее дерево. И тишину тут же нарушили злые вопли птиц. Две сойки поднялись с дерева, быстро хлопая крыльями, и бросились к голове Кена. Он стоял как статуя, а сойки пропали во тьме.
Марлин выдохнула.
— Это… говоришь… Кваскви управляет птицами?
— Или видит их глазами, — сказала я.
Кен снова повел нас. Марлин подталкивала меня, пока мы взбирались на камень. Наконец, путь стал ровным и широким, под ветвями деревьев. Каждый шаг вызывал свежий запах хвои.