Последний сон разума

А он все метался в небесах и курлыкал к Богу что-то нечленораздельное; затем стал взлетать все выше и выше, чтобы схватить Аллаха за бороду, но кислород внезапно кончился, а мороз перехватил горло бетоном, крылья сложились, и Илья полетел к земле, засвистев стрелой…

Он ударился о твердую почву головой и умер.

Окажись в это время на берегу случайный прохожий, он стал бы свидетелем поистине странной и фантастиче-ской картины. Потрепанный трупик птицы постепенно превращался в человеческое тело…

Тело было совершенно обнажено, с оторванной стопой ноги, с перетянутой ниткой культей, почерневшей на конце; со следами ужасных побоев на старческом теле и светящимся золотым зубом в оскаленном рту.

Через некоторое время тело поднялось из снега и жутким привидением, припадая на обрубок, устремилось к многоэтажкам, белеющим за деревьями.

Никто его не заметил. Илья, прикрывая интимные ме-ста ладонями, забрался в лифт, поднялся на свой этаж и увидел дверь квартиры опломбированной.

Он стоял перед синей печатью в полном недоумении, а в это время в дверной глазок его тощий зад наблюдала Елизавета, дочь Митрохина, собирающаяся выходить из дома, – ей пора было на занятия в техникум.

– Вот это да! – проговорила девушка. – Вернулся, значит, монгол.

Елизавета дождалась, пока Илья, набравшись смелости, сдернул печать и практически ввалился в свою квартиру. Лишь после этого она, коротко переговорив с отцом, отправилась на занятия…

Татарин лежал на своем диванчике и думал о смерти. Зачем он живет еще? Что удерживает его на земле?.. Годы прожиты многочисленные. И несчастий в этих годах заключено великое множество. А ведь человеку нужно и счастья толику. А было ли оно, это счастье?..

Уткнувшись носом в матрас, Илья ответил себе, что счастье было и у него. Было и в юношестве, и на закате дней. Только обрывалось оно трагедией всегда, тогда как у других просто и незаметно растворялось бесследно, оставляя, может быть, грусть одну.

Вероятно, я тот человек, решил Илья, который за других страдает. У меня много раз погибала женщина, которую я любил безмерно, вороны растерзали моих детей на моих же глазах, мне отрубили ногу, замучили мою привязанность – сомика… Да, уверился татарин, я страдаю за других. Но не я выбрал эти муки, кто-то распорядился за меня, не спрашивая, хочу ли я брать страдания других на себя и способен ли вынести их…

Эти вопросы он обдумывал долго, но никак не находил ответа ни на один из них.

Через некоторое время Илья заснул и снились ему корни деревьев, которые переплелись под черной землей, присосавшись друг к другу отростками. Сон не был страшным, но тем не менее татарин проснулся, сел на диванчике и долго-долго глубоко дышал. Потом он поднялся и поскакал на одной ноге в ванную, где включил свет, распугивая прыснувшими лучами больших коричневых тараканов, которые в мгновение ока исчезли во всяческих щелях, оставляя белый кафель в точечках своих мизерных испражнений.

В дверь зазвонили. Илья вздрогнул, неловко повернулся, здоровая нога скользнула, татарин попытался было удержать равновесие, но ослабленное тело уже раскачалось, и он с высоты своего роста упал затылком на край ванны, но не скончался, а весь скукожился в мгновение, потемнел и превратился в огромного, с ладонь величиной, черного таракана.

В дверь уже не звонили, а стучали.

– Открой, Ильясов! – услышал он голос соседа Митрохина. – Я знаю, что ты там!

Таракан зашевелил длиннющими усами и не торопясь ушел под ванну.

Барабанящий снаружи сосед совершенно вышел из себя, когда ему пришло в голову просто нажать дверную ручку, и обитая дерматином дверь запросто открылась.

Ведь это не я содрал пломбу, справедливо решил Митрохин и смело вошел в квартиру.

– Эй, Ильясов! Это сосед твой! Я знаю, что ты здесь! Елизавета тебя видела! Поговорим?..

Ответом ему была тишина, и квартирная пустота давила на уши. Лишь необычайно большой таракан наполовину вылез из-под ванны, пошевелил усами, а когда Митрохин попытался было ухлопать его подошвой ботинка, резво скрылся восвояси, разозлив соседа неудачей.

– Черт бы тебя подрал! – выругался Митрохин и подумал о своей дочери Елизавете, которая выдала на сей раз ему ложную информацию. А может, и в прошлом она не видела татарина живым, а привиделся он ей просто.

И тут Митрохин всерьез задумался о том, не попала ли его дочь под чужое тлетворное влияние и не травит ли она свой организм какой-нибудь ядреной химией, от которой ей мерещится всякое?..

Надо выбираться из квартиры, решил Митрохин, а то не дай Бог милиция нагрянет. Он толкнул дверь на лестничную площадку и тотчас почувствовал сильнейший удар в лицо. Вернее, кулак нападающего попал в самую переносицу, ломая ее сразу в двух местах и заставляя потерпевшего с трудом удерживать сознание. Слезы прыснули из глаз Митрохина на добрых два метра, но не успел он раскрыть глаз, чтобы рассмотреть нападающего, как получил удар под дых, отчего сложился пополам, рухнул и закашлял страшным голосом.

– Ну что, козел я? – издалека расслышал Митрохин голос Мыкина. – Козел, да?