Последний Совершенный Лангедока

Я обернулся. В дверях стоял высокий человек, одетый в чёрное. Он был стар и чем-то напоминал Никиту, но если у того в глазах горел яростный огонь, то умное лицо пришедшего было спокойным и печальным, и говорил он негромко, ясно и чётко строя фразы. Его речь, несомненно, была речью образованного человека.

– Мне уйти? – спросил я.

– В ритуале Утешения нет тайны. Напротив, будет лучше, если ты останешься и поможешь мне. Ты ведь целитель?

Я кивнул.

– Больного нужно переодеть, – сказал епископ и достал из своего мешка чистую камизу.[99]

Вдвоём мы посадили его в постели и сменили рубашку. Сердце больного бешено стучало, временами замирая. Когда я нагнулся над постелью, шнурок, который надел мне на шею Никита, выскользнул из ворота рубахи. Епископ стремительно взглянул на него, но промолчал.

– Слышишь ли ты меня, сын мой? – спросил епископ. – Готов ли ты восприять святое слово?

Больной кивнул.

– Тогда ответь, принял ли ты истинную веру? Да? Хорошо. Ответь ещё, нет ли у тебя долгов перед Церковью, не причинял ли ты ей ущерба? И если ты задолжал и можешь заплатить, заплати, ибо молитва за виноватого и вероломного не дойдёт до Господа. Сказано:

«Боязливых же и неверных, и скверных и убийц, и любодеев и чародеев, и идолослужителей и всех лжецов участь в озере, горящем огнём и серою. Это смерть вторая».[100]

– Грешен я, отец мой, – прохрипел умирающий, – но нет у меня долгов перед церковью, и не причинял я ей ущерба…

Епископ расстелил на его коленях чистую ткань, на неё положил Евангелие, прочитал Benedicite[101] и трижды Adoremus patrem et filium et spiritum sanctum.[102] Больной судорожно вцепился в Евангелие, по щекам его катились слёзы.

Окончив молиться, епископ сказал:

– Это Святое Слово Иисус Христос принёс в мир, и этому молению Он научил Совершенных. Без этого моления ты не должен отныне ни есть, ни пить.

– Я воспринимаю Слово от Бога, Церкви и от тебя, отец мой, – ответил больной. – Прошу Бога, Церковь и вас простить мне все прегрешения, какие я совершил на деле, на словах и в мыслях.

– Господь, Церковь и мы прощаем тебе, и будем молить Господа, чтобы Он тебе простил.

Епископ бережно взял из рук умирающего Евангелие, поцеловал его и коснулся святой книгой лба больного. Затем дал поцеловать книгу мне и больному, а потом поцеловал его в губы. Лицо умирающего странно изменилось. Казалось, страдания, боль и страх покинули его, он облегчённо вздохнул и жестом показал, что хочет лечь.

– Пойдём, брат мой, – шепнул епископ, – больному следует отдохнуть.

Я взглянул старику в лицо и понял, что он не договорил: «перед предстоящей ему последней дорогой». Епископ медленно прикрыл глаза.

***

Мы сидели за столом в пустом трактире. Хозяин принёс нам хлеб, воду в кувшине, жареную рыбу и оливковое масло с чесноком, не спросив платы.

– Брат мой, – сказал епископ, – я увидел, что ты принадлежишь к добрым христианам. Глаза не обманули меня?

– Это так, отец мой.

Епископ отломил кусок хлеба, обмакнул его в масло и стал неторопливо жевать, запивая каждый глоток водой. Я последовал его примеру.

– И ты рождён не в этой земле?

– Я ромей, только вчера я сошёл с галеры, пришедшей из Константинополя.

– По твоему акценту я понял это, – кивнул епископ. – Но я задаю вопросы, не назвав своего имени. Это невежливо, прости меня за это. Я – Гийаберт де Кастр.

– Моё имя Павел. Один крестоносец, с которым я познакомился на корабле, называл меня Павел Иатрос.

– Иатрос – это ведь по-гречески «целитель»?

– Да.

– И верно, зачем я спрашиваю, ведь я видел тебя у постели больного. Скажи, он не поправится?

– Он не доживёт до утра.

Епископ помрачнел.

– Значит, я едва успел, но, всё-таки успел. Я рад и этому.

– Простите моё любопытство, о какой цепи говорил этот человек? Он бредил?

Гийаберт помолчал, обдумывая свои слова, потом спросил:

– Ты ведь недавно узрил свет истинной веры и ещё не постиг мудрость наших книг? Не стыдись. В том, чтобы не знать, нет греха. Грех в нежелании знать, в тупости и лености души. Я скажу. Наше земное бытие – всего лишь звено в цепи перерождений. Праведник воплотится в более совершенном существе, а преступник после смерти рискует возродиться в теле, отягощённом наследственными болезнями и пороками или вовсе оказаться в шкуре животного. Помимо этих скорбных скитаний среди смертей и возрождений, у падших душ нет надежды на избавление и обретение блаженства в слиянии с Духом Божьим, кроме надежды на сошествие Его Посланца. Тот, кто перед смертью не восприял Слово и не принял Утешение, не будет спасён. Многие сеньоры из числа познавших свет истинной веры никогда не расстаются с Совершенным, чтобы в случае смертельного ранения или неожиданной болезни успеть принять Consolamentum.

– А почему… прости меня, если я скажу плохо… нельзя принять Утешение ну… заранее?