Последний старец

Дело № 1571 УМГБ Ярославской области, по обвин. ГРУЗДЕВА Павла Александровича, 1911 г.р., ур. Ярославской обл., русского, гр-на СССР, беспартийного./Обвин. по ст. ст. 58–10 ч.1 и 58–11 УК РСФСР Постановили

ГРУЗДЕВА Павла Александровича, за принадлежность к антисоветской группе сослать на поселение в Северо-Казахстанскую область Казахской ССР. Выдан наряд для этапирования в ссылку на поселение».

— Груздев! — вспоминал о. Павел. — Вот что — тебя навечно приказали сослать.

— На Соловки?

— Не наше дело!

Первый вопрос о. Павла: «На Соловки?» Очень уж хотелось ему побывать на святых Соловецких островах. «Голоден, как соловецкая чайка», — эта батюшкина поговорка тоже оттуда, с пересыльных этапов.

«В Коровниках сижу, — вспоминал он. — Собрали этап большущий. Отец Павел Горобков был из Солигалича, помяни его Господи, он помешался в тюрьме. Собрали этап и погнали».

Когда колонну арестантов гнали из Коровницкой тюрьмы на вокзал, отец Павел увидел на дороге камешек:

— Я иду — вот оно, Всполье-то, — а камешок и валяется вот такой.

А у о. Павла уже как традиция: из Хутынского монастыря железину кованую привез, с Валаама — кирпич у него был… «Думаю, хоть с Родины возьму камешок-то. Наклонился, а охранники сразу затворами защелкали:

— Ты чего?

— Ничего, ребята.

Скорее в рот его. Жив еще у меня этот камешок-то!» Из Ярославля повезли арестантов в Москву, в Бутырки. «Рядом церковь Иоанна Крестителя, — рассказывал батюшка. — Пересыльная тюрьма — огромная. Вот так корпуса, а в середке — пространство. Нас всех, может, тыща человек, поместили. Сидим. А есть-то охота! Да сохрани, Господи, заключенных арестантов — праведные! — как начали нам из окошка буханки хлеба пулять. И передачу-то носят. Да родные, дай вам Господи доброго здоровья!»

В тюрьме людей много, а крыс еще больше. «А что поделаешь! Да творение Божие, не тронь ты меня, крыса, хвостом, не кусай ты мое грешное тело!»

Дня три посидели. «Собирайтеся с вещам!» «А какие у арестанта вещи? — восклицал батюшка. — Да ничего нет! Ладно. Погрузили вещонки в вагоны, поехали. Привезли в Самару. Пересыльная тюрьма. Там уж у них комендант распоряжается: «Эй, попы! Вон туды. Блатные, в эту сторону подите». На вышке охранник стоит с автоматом».

В самарской пересыльной тюрьме отец Павел вместе с другими заключенными встретил Пасху 1950 года. В этот день — воскресенье — выгнали их на прогулку в тюремный двор, выстроили и водят по кругу. Кому-то из тюремного начальства взбрело в голову: «Эй, попы, спойте чего-нибудь!»

«А владыка — помяни его Господи! — рассказывал батюшка, — говорит нам: «Отцы и братие! Сегодня Христос воскресе!» И запел: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав…» Да помяни, Господи, того праведного стрелка — ни в кого не выстрелил. Идем, поем: «Воскресения день, просветимся людие1 Пасха, Господня Пасха! От смерти бо к жизни и от земли к небеси Христос Бог нас приведе…»

В пасхальных песнопениях — а вся служба на Пасху поется — есть одно удивительное место: «К свету идяху Христе веселыми ногами». Как только я впервые услышала вот это — «Ко Христу идем веселыми ногами» — так сразу же вспомнила о. Павла в самарской тюрьме и Пасху 1950 года. С тех пор это песнопение для меня неразрывно связано с батюшкой. Из Самары повезли арестантов неизвестно куда. В вагонах решетки, хлеба на дорогу не дали. «Ой, да соловецкие чудотворцы! Да куды же вы, праведные, нас отправляете?» Едут сутки, двое, трое… Из дальнего окна горы видать. И снова — «с вещам!» Вышли все, собралися, стали на поверку. Выкрикивают вновь прибывших по алфавиту.

— А! Антонов Иван Васильевич! Заходи.

Номер 1 зашел.

— Августов… Заходит.

— Б!.. В!.. Г!.. Заходи! В зону, в зону! Гривнев, Годунов, Грибов… Донской, Данилов…

— А Груздева что нет? — спрашивает о. Павел.

— Да нету, — отвечают ему.

«Как нет? — думает. — Я у них самый страшный фашист. Не вызывают меня! Видно, сейчас еще хуже будет».

Всех назвали, никого не осталось, только два старика да он, Павел Груздев.

— Паренек, ты арестант?

— Арестант.

— И мы арестанты. Ты фашист?

— Фашист.

— И мы фашисты.

«Слава Тебе, Господи! — облегченно вздохнул о. Павел и пояснил. — Свои, значит, нас фашистами звали».

— Дак паренек, — просят его старики, — ты ступай к этому, который начальник, скажи, что забыли троих!

— Гражданин начальник! Мы тоже из этой партии три арестанта.

— Не знаем! Отходи!

Сидят старики с Павлушей, ждут. Вдруг из будки проходной выходит охранник, несет пакет:

— Ну, кто из вас поумнее-то будет?

Старики говорят: Так вот парню отдайте документы.

— На, держи. Вон, видишь, километра за три, дом на горе и флаг? Идите туда, вам там скажут, чего делать.

«Идем, — вспоминал о. Павел. — Господи, глядим: «моншасы да шандасы» — не по-русски всё крутом-то. Я говорю: «Ребята, нас привезли не в Россию!» Пришли в этот дом — комендатура, на трех языках написано. Заходим, баба кыргызуха моет пол.

— Здравствуйте.

— Чего надо?

— Да ты не кричи на нас! Вот документы настоящие.

— Э! — скорчилася вся. — Давай уходим! А то звоним будем милиция, стреляю!

— Ах ты, зараза, еще убьют!