Последний трюк

– Я – Ке-хеопс, глава Дома Ке, лорд-маг и Верховный маг народа джен-теп, человек, который во что бы то ни стало обеспечит будущее нашей нации. Я не просил об этой ноше, но она моя, и я исполню своё предназначение.

Я больше не мог говорить. Моя челюсть слишком болела от железной хватки его заклинания. Как больно мне ни было, некая малая, бесстрастная часть меня задавалась вопросом, сколько времени потребуется, чтобы сломалась кость.

– Довольно, отец, – воскликнула Шелла. – Отпусти Ке-хелиоса. Я наложу на него сонное заклинание, и мы сможем…

– Нет! Ты всегда нянчишься с ним, несмотря на мои приказы. На сей раз он увидит, как раскрывается истина. На сей раз он поймёт, что всегда был бессилен остановить нас.

Отец сделал жест пальцами, как бы подзывая меня, и я обнаружил, что плыву к нему.

– Сейчас я собираюсь взять тебя с собой и убить мальчишку берабеска, что полагалось сделать тебе. Я убью и защищающих его аргоси, и грязного грызуна-некхека, которого ты называешь своим «деловым партнёром»… Это тоже был способ насмехаться над нами? Разыгрывая дурака, неспособного отличить талисман от отвратительного маленького паразита, всю породу которого давно следовало уничтожить?

Второй рукой отец хлопнул по воздуху, и я почувствовал удар такой силы, что увидел звёзды.

– Но больше всего я хочу убить медека, заразу Фериус Перфекс, которая явилась в наш город три года назад и украла тебя у нас. У меня.

– Отец, пожалуйста, довольно.

Но Ке-хеопс уже ничего не слушал.

– Она медек. Ты это знаешь? Наш древний враг, и всё же ты, мальчик, слушал всю её мерзкую ложь, лакал, как собака. Потому что хотел ей верить. Потому что хотел нас ненавидеть.

Ещё один взмах руки, и железное заклинание исчезло, а меня швырнуло на песок.

– Я собираюсь убить их всех, Келлен, и ты будешь свидетелем каждого мгновения их гибели.

Он подошёл ближе, наклонившись так, чтобы я мог видеть чистейшую, непоколебимую решимость в его глазах.

– А потом я надену на тебя оковы разума. Всю оставшуюся жизнь ты будешь точно знать, что произошло, будешь видеть это снова и снова, не имея даже возможности рассказать о случившемся. Я приведу тебя к королеве Дарома и, когда я расскажу ей, что мы спасли её от Бога берабесков и что теперь она должна пойти на них войной, она повернётся к тебе, веря в твою преданность, и спросит, правду ли я сказал. И тогда, Келлен, хотя это разорвёт твою душу пополам, ты поймёшь, что киваешь и говоришь – да, всё так, как я описал, и с любовью в глазах и ненавистью в сердце убедишь её довериться мне так же, как она доверяет тебе.

Никогда ещё мой отец Ке-хеопс не приводил меня в такой ужас, как в тот миг. Мере-сан, вдова Верховного мага нашего клана, была одной из самых могущественных магичек, когда-либо выходивших из нашего народа, и всё же я видел, как она страдала от оков разума, которые надел на неё муж, чтобы она не раскрыла тайну прошлого джен-теп.

– Ну что, мальчик? – спросил Ке-хеопс. – Больше никаких умных замечаний? Разве твои учителя-аргоси не научили тебя какому-то тайному искусству сопротивляться оковам разума?

Я уже видел, как на его предплечьях загорелись ярче татуировки железа, шёлка и крови. Его палец дёрнулся, творя ряд соматических форм слишком быстро, чтобы я мог за ним уследить. Он отрабатывал заклинания.

– На самом деле, отец, – сказал я, поднимаясь с песка, – у меня есть один трюк, который может остановить оковы разума.

Я не лгал, потому что, хотя никакие тренировки аргоси не спасут меня от заклинания и у меня нет способа его разрушить, я знал, потянувшись за порошками в футлярах, то, чего не знал отец: я умру, прежде чем позволю наложить на себя такие оковы.

«Я всегда знал, что однажды взорву себя собственным заклинанием, – подумал я. – Просто и помыслить не могу, что сделаю это нарочно».

– Нет! – Шелла подбежала к отцу и схватила его за руку. В каком-то смысле она всегда знала меня лучше, чем он. – Отец, нет. Позволь мне поговорить с Ке-хелиосом, позволь…

Он оттолкнул её.

– Довольно, Ша-маат. Я слишком часто уступал твоим мольбам о пощаде. Мирился с непослушанием твоего брата чаще, чем должен мириться любой отец. Был унижен в своих глазах, в глазах твоей матери…

Гнев и печаль улетучились, как песчинки на ветру пустыни, пока не исчезли и обиженный отец, и скорбящий муж. Остался только Ке-хеопс, спаситель некогда славного образа жизни обречённого народа.

– Теперь ты выслушаешь меня, Ша-маат. Иди и позаботься о том, чтобы аргоси и остальные не сбежали.

– О, я бы об этом не беспокоился, – сказал я, только теперь осознав факт, который должен был стать для меня очевидным ещё некоторое время назад. – Они уже здесь.