В семь лет Уолтер уже неплохо знал основные гитарные аккорды. Начинал он с простых песен битлов и Кинкс, просто горланя их в своё удовольствие, не попадая в ноты. Настоящее же понимание серьезной музыки пришло немного позже. В период, когда ему исполнилось восемь-девять. Большое влияние на него оказали битловский «Револьвер», «Кинкс» — «Артур», альбом Дилана 65-го года и многое другое. И хотя отец иногда продолжал рассказывать что-то о море, Уолтер понимал, что оно его совсем не интересует. Если раньше что-то подымалось в нём при мыслях о бескрайних водных гладях и штормах под луной, то теперь его заинтересовала внутренняя наполненность музыки 60-х. Чем больше осознавал он, что творится за окном, тем глубже принимал идеи 60-х, начинал чувствовать себя их защитником и справедливым борцом за эти идеалы. Наряду со всей этой не юношеской серьезностью в Уолтере всегда присутствовала некоторая разболтанность и вседозволенность. Довольно рано он начал отпускать сальные шуточки, так же, впрочем, как и длинные волосы, таскался за девушками, курил. Отец не ругал его за это. Он вообще не ругал Уолтера. Чарльз был убеждён, что только давая полную свободу, можно вырастить настоящего в его понимании человека. Он не сомневался в том, что дитя таких сознательных людей как он и Диана не может быть не похожим на них. И Уолтер оправдал все ожидания отца и его бедной матери. Ему начало вполне удаваться то, к чему долго подбирался Чарльз то бросая, то снова пытаясь, падая, вставая… В Уолтере было больше веры, он отчётливее видел ту дорогу, он пошёл дальше отца, разрушив препятствия на пути постижения духа, препятствия, преграждающие дорогу каждому, кто выбрал этот путь.
Уолтер снова погрузился в воспоминания о детстве. Сейчас, когда его никто не видел, он испытывал нежность к отцу, позволив себе предаться этому чувству наедине. Ведь отец был так мудр, воспитывая его в одиночку! Всегда советовался с ним, каких бы важных вопросов это ни касалось. «У меня постоянно возникало чувство важности, причастности к чему-то нужному. Он никогда не говорил мне «ты ещё мал, вот когда подрастёшь…» Помню, как он рассказывал мне о культуре 60-х, когда многие люди действительно делали то, что им нравится. А не изучали в школе скучные предметы, только затем чтобы сдать экзамены и «устроиться в жизни». Ведь был шанс на новую жизнь, на новый мир! Небывалое количество свободных, просветлённых людей в одном месте, в одно время! А сейчас это снова удел единиц, всю жизнь мечущихся и не находящих понимания в пустых глазницах».
Как-то в самом детстве Уолтер спросил у отца:
— Пап, а почему в 60-е были такие люди, которые хотели мира, любви? Которые делились со всеми и помогали всем просто так? Я чувствую, как будто они стоят вне чего-то большого, они свободны! А сейчас я не вижу таких людей!
— Да, сынок, идеи, витавшие тогда в воздухе, нынче умерли для большинства из ныне живущих. Они живут только в произведениях тех лет. Таких замечательных людей уже нет, что бы ни говорили. Остался только дух, для которого, смею надеяться, ничтожно время. До каких бы низов не опускалась наша цивилизация в духовном плане, сам дух бессмертен. Что бы люди ни делали, они не в силах повредить ему своим техническим развитием или своей глупостью. Что в общем-то одно и то же, учитывая то, как губительно влияет этот самый прогресс на души людей. Честное слово, иногда я думаю, что у подавляющего большинства людей душ нынче просто нет! Закончились!
«Как много отец сделал для меня! А я… что я сделал для него? Почему я всё время такой бесчувственный на людях, то и дело показываю свою циничность. Неужто я так слаб, что постоянно закрываюсь от боли, что приносят люди друг другу? Но без ран нет и продвижения вперёд. Наша дорога — не райский сад с пахучими цветиками. Наш путь — это бесконечная война. И в первую очередь война с самим собой, или с какой-то частью того, что мы называем собственным «я». Война за человеческий дух». Внезапно Уолтеру вспомнились совсем уж недавние события, произошедшие с ним не далее чем вчера — как Анна, усталая, измотанная часовым боем на мечах, вынесла его, спящего, с поля битвы. Перед его взором предстал её светлый лик. «Анна, — прошептал он. — Любимая Тинувиэль, отныне моё сердце всегда будет открыто тебе. Клянусь честью, скоро ты узнаешь истинного Уолтера, которого ты называешь Береном. Поверь, в глубине души он вовсе не похож на вертлявого воображалу, с бескостного языка которого то и дело слетают «колкости», достойные разве что таверны для портовых грузчиков!» Он вспомнил отца и засмеялся вслух. Отец работает среди всех этих людей, да и в таверне наверное бывал не раз. Но он совсем не такой!