Последний выдох

Он поспешил на запад – и на Парк-вью-стрит его компас сошел с ума.

Кто-то, почти наверняка крупный призрак, использовавший руки мальчика, нарисовал мелом на тротуаре безумную приманку для призраков и плюнул в середину, и теперь все фрагменты рассеявшихся призраков, вселившихся в обычных мух, обитавших вокруг озера в парке Макартура, сбивались в рои и вились над мудреными меловыми узорами, как будто пытались в полете следовать каким-то особым правилам игры в классики. Те, которые садились на меловые линии, казалось, умирали.

Одни только мухи не очень помешали бы Оксу – даже в таких мятущихся роях их заряды были слишком слабы, но когда он, остановившись на тротуаре Парк-вью, еще раз посмотрел на компас, торчавший из-за пояса, то увидел, что стрелка мечется из стороны в сторону, охватывая почти девяносто градусов. Лежавшие впереди городские кварталы от 6-й улицы на севере до 7-й на юге (это самое меньшее) проснулись. Все призраки во всех домах разволновались и разбуянились. Служащим, когда они придут завтра в офисы, вероятно, предстоит увидеть на экранах компьютерных мониторов искажения, вызванные магнитными наводками, а те, кто оставил кошельки в столах, обнаружат, что их платежные карты размагнитились и больше не работают. И даже через несколько часов с этого момента времени в офисных помещениях, там, где призраки набирали энергию, останутся холодные пятна.

Судя по всему, крупный призрак ненадолго вышел наружу в этом районе и, черт возьми, растревожил местных призраков, разбудил их. Это должно было насытить энергией и подтолкнуть к активности всех окрестных духов. Бог знает, зачем крупный призрак так поступил – ведь сам он есть призраков не мог.

«Зачем? – тревожно думал Окс. – Просто захотелось с кем-нибудь поболтать? Или для того, чтобы обмануть мой радар?»

Шерман Окс ощущал себя натянутым, чуть ли не хрупким, и в его памяти вновь и вновь возникало разорванное лицо из похищенной плоти, которое он увидел на лестнице к парковочному уровню Музыкального центра сегодня днем. Кем же, прах побери, он был, кем является этот огромный призрак?

Нити ассоциаций протянулись в пустоту, оставшуюся на месте его жизни до пробуждения сознания в районе Шерман-окс три года назад.

Но он резко мотнул головой. Хватит праздной болтовни, хватит размазывать соус по тарелке. Если компас временно вышел из строя, остается вернуться к пешей погоне, полагаясь на визуальные знаки. Так что шевели ногами – ты знаешь, что находишься на правильном пути и что он где-то близко.

– Так что за телефон изобрели вы? – устало спросил Кути. Он шел по переулку, удаляясь от фар, несущихся по Уилшир-бульвару, и сейчас смотрел сквозь сетчатый забор на закрытый мощеный двор, прикрытый от неустойчивого лунного света окружающими зданиями.

– Ну… мне пришлось прекратить работу над ним. Выяснилось, что мне удалось связываться с людьми, которые еще не умерли. Что, по-твоему, это такое?

– Не умерли? – Беседа вдруг стала неприятна Кути. – Этот участок пустой?

– И на этот раз без колючей проволоки на заборе. И там несколько старых автомобилей, которые, похоже, простояли с тех пор, как Форд скатил их с конвейера. Будь он проклят, этот Форд.

Кути вспомнил, что сказал что-то насчет «будь проклят Форд», когда Раффл увидел рекламный щит с обещанием награды за мальчика возле Музыкального центра, и понял, что тогда, вероятно, говорил Эдисон, имевший в виду Генри Форда, а не автомобиль Раффла.

Тут оказалось, что Кути просунул пальцы сквозь ячейки сетки и покрутил головой, окинул взглядом пустой тротуар.

– Что вам сделал Форд? – спросил он.

Он не слишком удивился тому, что безропотно полез на забор, но, конечно же, не ожидал, что старик окажется таким прытким. Лишь однажды Кути почти беззвучно воскликнул:

– Ой! Правая лодыжка!

– Извини.

На улице было тихо, лишь с Уилшир-бульвара доносился рокот автомобилей да побрякивала сетка забора.

На перекладине, венчавшей ограду, тело присело, чтобы перевести дух.

– Когда я умирал, – сказал Эдисон, – Форд заставил моего сына собрать для него в пробирку мой последний выдох. – Пожалев лодыжку Кути, он не стал прыгать, а спустился по сетке с другой стороны.

Вынув в конце концов пальцы из ячеек сетки, Кути поспешил по растрескавшейся мостовой к ближайшему из брошенных автомобилей. Над машиной нависали косматые кусты жасмина, усыпанные раскрывшимися на ночь цветами, в густую листву которых ветер понедельника набил смятых полиэтиленовых пакетов, застывших там, как бабочки, распластанные с полуоткрытыми крыльями на решетках автомобильных радиаторов.

Когда Кути, пригнувшись, спрятался за бампером, Эдисон продолжил шепотом: