Последний выстрел

Все сразу вскочили на ноги и гуськом, на цыпочках прошли в кабинет. Стоящий на стремянке Антон повернулся к подошедшим ребятам, приложил палец к губам и показал наверх. Там, под снятой панелью декоративной обшивки, в верхнем углу стены поблескивал «жучок» подслушивающего устройства. Саша с усмешкой взглянул на крайне озадаченного Пчелу. В ответ тот лишь развел руками и молча сунул спустившемуся вниз Антону пачку зеленых банкнот.

На освободившуюся стремянку тут же поднялся Белов. Он внимательно осмотрел устройство и вдруг с мальчишеским лукавством подмигнул друзьям.

– А я вот думаю: может, ну к черту эти выборы?!.. – с наигранной задумчивостью произнес он прямо в «жучок».

– Ты что, Сань, охренел?! – тут же подыграл ему Пчела.

– Ну а что, в натуре? – продолжал дурачиться Белов. – На выборах ведь кто побеждает?.. Сильнейший! А кто у нас сильнейший?.. Во-ло-дя…

Космос и Пчела прыснули, а Белов легонько щелкнул ногтем по блестящему кругляшу «жучка» и язвительно улыбнулся:

– Володенька! Кончай пакостить, слышишь?..

XIX

В Москве весь снег давно уже стаял, а здесь, в подмосковной рощице, в низинках еще сохранились островки ноздреватого, голубовато-серого весеннего снега. На фоне одного из них суетливый и словоохотливый фотограф распорядился выкопать яму.

Пока двое хмурых рабочих ковыряли лопатами землю, Каверина готовили к съемке. Его облачили в прорезиненный армейский комбинезон и военный бушлат, обильно заляпанный грязью. После этого миловидная девушка-гримерша принялась за его лицо. Володе приклеили недельную щетину, нарисовали синяки, кровоподтеки и темные круги под глазами. Физиономия получилась жутковатая, но фотограф, заправлявший всем на съемочной площадке, остался доволен.

– Хорошо, Юленька! – проблеял он на бегу. – Займись теперь абреками, киска…

Чуть поодаль, у микроавтобуса стояли пятеро мужчин – в зимних камуфляжных куртках, с зелеными повязками на головах и с автоматами в руках. Другая девушка приклеивала им черные усы и бороды. Возле ямы расставляли свою аппаратуру осветители, а фотограф беспрестанно метался от одной группы к другой и всех поторапливал.

Сверху, с высушенного апрельским солнышком пригорка, за всей этой суетой наблюдал подполковник Введенский. Вообще-то идея подготовить серию снимков о страданиях Каверина в плену у чеченских боевиков принадлежала ему, Введенскому. Он вполне резонно полагал, что публикация их в прессе добавила бы его подопечному немало голосов сердобольных старушек-избирательниц.

И, тем не менее, такая низкопробная фальсификация была Игорю Леонидовичу не по душе. Мышиная возня внизу была ему отвратительна, впрочем, лицо его оставалось абсолютно беспристрастным.

Фотограф тем временем начал выстраивать мизансцену – расставил бородачей с автоматами по периметру ямы и с подобострастием препроводил туда главного героя – Каверина. Кандидат в думское кресло с недовольным видом спустился в яму, но оказалось, что ее края едва достают ему до пояса. Этого, безусловно, было мало.

– Идиоты! – напустился на угрюмых землекопов фотограф. – Я же говорил: по грудь надо! Это что, по-вашему, – грудь? – он не глядя ткнул пальцем в сторону ворочавшегося в яме Каверина, оказалось – точнехонько в его оттопыренное мягкое место.

– Так это… Вода же там… – оправдывались рабочие. – Как он в воде-то?..

Яма действительно была подтоплена талой водой. У Каверина, обутого лишь в туфли и резиновые бахилы, стали замерзать ноги.

– Послушайте, как вас там!.. – раздраженно окликнул он фотографа. – Давайте скорее, я же здесь окоченею!

Тот сразу забыл о землекопах и кинулся к клиенту.

– Владимир Евгеньевич! – затараторил он, в отчаянии заламывая руки. – Так снимать невозможно! Понимаете, очень неудачный ракурс, да и общая композиция… Владимир Евгеньевич, вам надо опуститься ниже… А что если встать на колени?! – вдруг осенило его.

– Что?! – возмутился Каверин.

– Всего на одну минуту, Владимир Евгеньевич, на одну только минуточку! – взмолился фотограф.

Володя скривил разрисованное гримом лицо и нехотя согласился:

– Ладно, только быстро… И коньяку приготовьте!

Опершись руками о края ямы, Каверин опустился на колени. Фотограф метнулся к штативу, припал к камере и заверещал:

– Владимир Евгеньич, протез спрячьте вниз – вы же еще с рукой! И взгляд, пожалуйста, жестче и мужественней. Как у Брюса Уиллиса в «Твердом орешке». Вот так!.. Отлично!.. Абреки, больше жестокости! Дайте звериный оскал!.. Автоматы ближе!.. Так!

Один из бородачей с ухмылкой приставил к голове Каверина ствол автомата. «Узник», уставившись на него снизу вверх, сделал благородно-несгибаемое лицо. Одна за другой засверкали фотовспышки.

– Есть!.. Отлично! Снято! – радостно воскликнул фотограф.

Бородач тут же убрал автомат, протянул Каверину руку и вытащил его из ямы.

– Фу, замерз, черт, – раздраженно пробормотал «узник».

– Ничего, Владимир Евгеньевич, сейчас коньячку!.. – фотограф энергично замахал кому-то рукой и, извинившись, убежал.