Последний выстрел Странника

Лариса Копылова, тридцать два года, родилась в Москве, образование юридическое, по складу характера – игрок. Причем играет она в такие игры и делает такие ставки, что впору предположить у нее наличие стальных яиц.

Судя по ее переменившемуся лицу, по ее выпученным глазам, она меня узнала. Несмотря на парик и шапочку – узнала. Женщины, как правило, более наблюдательны, чем мужчины. У них лучше память на лица, они запоминают походку, тембр голоса, зачастую даже помнят, во что именно был одет человек, с которым довелось пересекаться лишь раз-другой, да и то несколько лет назад. Женщине нужны эти навыки, чтобы приспособиться к безумному ритму жизни, чтобы правильно оценить и отсортировать попадающиеся на пути мужские особи, чтобы выжить там, где слабейшему выжить сложно.

С Ларисой мы встречались трижды, это было около полугода назад, минувшей осенью. Я сам позвонил ей на сотовый, назвался именем Сергей и отрекомендовался знакомым одного человека, с которым у нее была не только любовная, но и деловая связь. Речь о субъекте, известном в узких кругах – очень, очень узких, впрочем – под прозвищем «Рома Решалов». Или просто – Решалов.

Зовут его, этого нашего общего знакомого, Роман Красильников. Звали, вернее, поскольку он был уже мертв к тому времени, когда я решил – и решился – законтачить с этой женщиной. Красильникова Романа Витальевича, сорока трех лет, бывшего сотрудника внутренних органов в звании майора, совладельца нескольких охранных предприятий в области и столице, нашли в одной из его московских квартир с пулей в голове. Рядом с ним на полу лежал пистолет «ПМ», из которого был произведен роковой выстрел. Никаких предсмертных записок, равно как и следов борьбы или насилия там, где это все и произошло, обнаружено не было. Что именно там произошло, покончил ли Красильников с собой или имела место инсценировка, следствие не установило в точности и по сей день…

Не знаю, захотела бы, согласилась бы Лариса встретиться с незнакомым ей человеком, если бы я не упомянул о некоем долге, который мне необходимо выплатить. Она умна, расчетлива, но и весьма жадна до денег. Когда мы встретились с ней – разговор происходил в ее машине, куда я подсел в оговоренном месте, – я передал ей пакет, в котором было сорок тысяч долларов. Я сказал ей при нашей очной встрече то же самое, что и по телефону. А именно, что я должен эту сумму Роману; ну а тот предупредил меня, что если с ним что-то случится, если я не смогу напрямую ему выплатить эти деньги, то должен отдать их «его женщине», то есть Ларисе.

Копылова, надо сказать, с благодарностью, но без особого удивления приняла этот пакет с деньгами. Она, помнится, спросила у меня: «Я чем-то могу вам быть полезна? В принципе, многие знакомые Ромы – это и мои знакомые…»

Вот тогда-то я поинтересовался у нее, может ли она через свои знакомства организовать мне надежные украинские документы…

Я положил на стол в гостиной свой инструмент. Там же, на столе, лежала средних размеров дамская сумка. Я открыл ее; в боковом отделении обнаружился загранпаспорт Копыловой. Там же были две билетные книжки. Прихватив их, я переместился к включенному бра. Так-так… Билет на поезд Москва – Киев, спальный вагон. Дата сегодняшняя, время отправления – двадцать три часа тридцать семь минут.

Понятно теперь, почему она так нервничала. Боялась, что опоздает к отправлению поезда.

У меня на губах появилась кривая усмешка. Надо же, какие пересечения. Я сам не так давно приехал из Киева (ну или был принужден к этой поездке, что точнее). А теперь вот выяснилось, что эта особа собиралась ехать на Киевский вокзал, чтобы сесть на поезд, который домчит ее до Киева. Ну и ну.

Я открыл книжку авиабилета с эмблемой компании Wizz Air. Билет на завтрашний рейс из киевского аэропорта Жуляны в британский аэропорт Лутон, время отправления – 18:30… И тоже на имя Копыловой.

Я вернул документ и билеты в сумочку, закрыл ее. Несколько секунд стоял в задумчивости. Потом взял со стола инструмент, в обойме которого осталось еще тринадцать неизрасходованных маслин, и подошел к сжавшейся в кресле женщине.

Она, конечно, поняла, что я нарисовался здесь не из-за ее красивых глаз или недурственных женских прелестей. Прозвучавшие из кухни два плотных хлопка, думается, лишь укрепили Копылову в самых худших ее опасениях. Она была в ужасе от моего появления, чего уж там.

Поддев край пластыря, я отодрал липучку с ее уст. Она взвизгнула протестующе; но я потушил недовольство тем, что приставил пистолет с глушителем к повязанной платком голове.

– Вот же с-сука, – процедил я. – Ты меня сдала!.. Другого зацепа, другого выхода на меня, как только через тебя, Копылова, не было!

– Н-не понимаю, о чем вы…

– Я ведь предупреждал тебя, чтоб ты про мою просьбу сделать украинские документы – не распространялась!

Она хотела что-то сказать, но никак не могла сообразить, что именно следует говорить. На ее глаза навернулись слезы – то ли от страха, то ли от боли, то ли от бессилия.