Последний защитник

Я наклонился к Вонсвеллу.

– Еще пять шиллингов сверху, если мы тронемся прямо сейчас, – сказал я дружелюбно. – Или я отправлюсь назад пешком, а ты лишишься платы за обратный путь, а также шиллинга в час за ожидание.

Вонсвелл принял предложение, хотя, чтобы сохранить лицо, допил свой эль без спешки. Я первым пошел к выходу, а лодочник, пошатываясь, побрел следом. В результате я потерял пять минут – слишком много. Роджер Даррел, слуга господина Вила, шел по переулку в направлении пивной. Несмотря на свою громоздкую фигуру, двигался этот тип с поразительной скоростью. Завидев меня, он остановился в тридцати ярдах, положив руку на рукоять старой кавалерийской шпаги:

– Ба, какие люди! Разрази меня гром, если это не Марвуд! – Он говорил гнусаво, будто у него был заложен нос. – Господин Вил наверняка заинтересуется. Похоже, лодочники, эти водоплавающие придурки, все же были правы. Вы пойдете со мной, сэр, не так ли?

Вонсвелл подошел ближе:

– Это кого ты назвал водоплавающими придурками?

– Придержи язык, недоумок.

– Это я-то недоумок? Да я дух из тебя вытрясу, жирное трепло.

Даррел глянул на приземистого худощавого мужчину и разразился хохотом:

– Ну просто вылитый бойцовский петушок!

Вонсвелл вытаращил глаза. А потом сплюнул, пожал плечами и трусливо удалился обратно в пивную, бросив меня на произвол судьбы.

Даррел медленно двигался ко мне. Я дал деру по тропинке, ведущей к реке, надеясь, впрочем не слишком, что сумею вскочить в лодку и таким образом спастись.

Двери пивной снова отворились, и появился Вонсвелл. В руках у него была дубина с железным наконечником. За ним вышли шесть или семь его дружков. У одного на плече был топор. Другой рубил воздух перед собой, размахивая резаком.

– Вот он! – махнув дубиной в сторону Даррела, крикнул Вонсвелл. – Паршивый пустомеля! Назвал нас водоплавающими придурками. Жирный сукин сын.

Лодочники наступали плотной грозной фалангой. Даррел обнажил шпагу и замер в нерешительности. Потом повернулся и быстро зашагал туда, откуда пришел.

Часы над Кордегардской лестницей пробили пять.

Выслушав подробный доклад Марвуда и отпустив его, господин Уильямсон, заместитель государственного секретаря, позволил себе взять минуту на размышления: следовало хорошенько обдумать все, что ему стало известно, и решить, как наилучшим образом представить это милорду Арлингтону. Затем Уильямсон встал из-за стола, надел плащ и двинулся через Скотленд-Ярд в Уайтхолл. Моросил дождь. Темное небо было затянуто тучами. Дворец таял в сумерках. Уильямсон направился в контору лорда Арлингтона, выходящую окнами на Собственный сад, и попросил чести удостоиться аудиенции у его светлости.

Секретарь вернулся почти мгновенно и проводил посетителя в кабинет. Занавеси были опущены, и горели свечи. Лорд Арлингтон ответил на приветствие Уильямсона величественным кивком головы. Целых четыре года он представлял английского короля в Испании и усвоил манеры испанского двора.

– Есть новости? – строго спросил Арлингтон.

– Да, милорд. У меня имеется свидетель, который видел все собственными глазами.

– Что именно там произошло?

– Дуэлянты встретились в Барн-Элмсе. Все вышло не так, как нам бы того хотелось. Бекингем ранил лорда Шрусбери.

– Смертельно?

– Этого мы пока не знаем. Лезвие вошло в правую часть его грудной клетки и вышло через плечо. Шрусбери упал на землю. Вытекло много крови. Очевидно, он был в сознании, но встать не смог.

– Весьма печально, – вздохнул Арлингтон. – Я должен тотчас доложить королю. – Однако он не тронулся с места, а смотрел на огонь, не проявляя видимых признаков спешки. – Я полагал, что Тэлбот и Говард сделают свое дело. Я очень на это надеялся. Они ненавидят Бекингема. Кто-нибудь еще пострадал? Или был убит?

– Дженкинс. Говард пронзил его. – Уильямсон поджал губы. – Он мертв.

Арлингтон обдумывал сказанное. Уильямсон ждал. Он привык к манере своего начальника делать долгие паузы и знал, что лучше их не прерывать. На носу у государственного секретаря всегда красовалась узкая полоска черного пластыря, что Уильямсон втайне находил просто смехотворным. Пластырь был нужен, дабы скрывать шрам от раны, полученной, когда Арлингтон сражался за короля в самом начале гражданской войны. Злые языки утверждали, что особой надобности в пластыре нет, просто таким способом милорд напоминает всем о былых заслугах, о свой верности короне, проявленной в последних войнах. Но в глаза ему этого, разумеется, не говорили.

– Да, большое несчастье. – Арлингтон нахмурился, а потом лицо его просветлело. – Но нет худа без добра: один участник дуэли мертв, а Шрусбери ранен, возможно смертельно. Четверым уцелевшим это так не пройдет. Им придется скрываться, не исключено, что даже покинуть страну.

– Зависит от того, как его величество все воспримет, – заметил Уильямсон.

– Это правда.

– Милорд, вы, как и я, прекрасно знаете, что в данное время король нуждается в услугах Бекингема. Без него он не может управлять парламентом.