Последствия неустранимы. Жестокое счастье

Биографии Софьи Георгиевны и Александра Васильевича оказались схожими. Выросли в крестьянских семьях. Закончили сельские школы, затем — институты. Она училась в сельскохозяйственном со специализацией ученого-агронома, он — в строительном. Правда, Александр Васильевич между школой и институтом отслужил в армии. Познакомились уже после ученья здесь, в райцентре. Быстро поженились. Через год родился сын — Руслан, который нынче начинает первый в своей жизни учебный год.

Упомянув о сыне, Софья Георгиевна достала из пришитого к халату кармана стеклянную пробирочку с нитроглицерином. На ее глазах навернулись слезы, и она дрогнувшей рукой судорожно бросила в рот маленькую белую таблетку.

Антон Бирюков не мог переносить женских слез и сейчас в душе желал одного, чтобы Головчанская не разрыдалась. Мало-помалу Софья Георгиевна пришла в себя. Она даже скривила посиневшие губы в вымученной улыбке, тихо вздохнула:

— Вот, собственно, и вся жизнь кончилась…

Бирюков мимолетно скользнул взглядом по ярким обложкам лежащих на столике журналов. Собираясь с мыслями, сделал затяжную паузу.

— Врачи установили, от чего умер Саша? — вдруг спросила Софья Георгиевна.

Антон раздумывал одно мгновение:

— От гранозана.

— Что?.. Не может быть…

Головчанская, словно удерживая рвущийся наружу крик, зажала ладонью рот. Бирюков посмотрел в ее расширившиеся, как от ужаса, глаза и заговорил:

— Понимаю, вам очень нелегко, но для раскрытия преступления, если оно в действительности имело место, дорог буквально каждый час. Поэтому я и пришел к вам, чтобы…

— Сашу отравили!!! — не дав договорить, истерично выкрикнула Софья Георгиевна.

Снизу по лестнице застучали частые детские шаги. Прибежав в комнату, мальчик испуганно прижался к матери и скороговоркой стал ее успокаивать:

— Мамочка, ну ты чего? Мам, ты ведь утром говорила по телефону, что с таким богатством мы не пропадем. Мамочка, ну ты чего?..

Головчанская ошеломленно уставилась на сына:

— Руслан!.. Во-первых, нехорошо подслушивать разговоры, во-вторых, не вмешивайся, когда говорят старшие! В-третьих, немедленно беги вниз и займись делом!

Насупившись, мальчик послушно вышел из комнаты. Головчанская закрыла лицо ладонями:

— Нелепость! Какая непростительная нелепость…

Бирюков сделал вид, что не придал словам мальчика серьезного значения:

— Не надо, Софья Георгиевна, кричать на ребенка. Дети есть дети…

Головчанская с трудом перевела дыхание:

— Руслан сказал правду… Я на самом деле в его присутствии грубо ответила по телефону одной женщине, которая фальшиво стала сочувствовать по поводу смерти Саши. Но это не означает, что я беспечно думаю о своем будущем… Клянусь, для меня богатство — не смысл жизни.

— Кто та женщина?

— Товаровед из райпо Анна Огнянникова… Притворщица бессовестная. Раньше распускала слухи, будто мы с Сашей живем не по средствам. Теперь же, как лисичка, сочувствие стала высказывать… — Головчанская широким рукавом халата вытерла глаза. — Возможно, вы захотите уточнить у нее содержание того неприятного разговора, поэтому прошу учесть… Огнянникова работала в Сельстрое секретарем-машинисткой. Когда Саша стал там начальником, он уволил ее. С той поры Анна и начала лить на нас всякую грязь.

— Чем секретарь-машинистка не угодила Александру Васильевичу?

— Не знаю. Никогда не совала нос в дела мужа.

— А как вообще Александр Васильевич относился к другим женщинам? Не увлекался ими?

Головчанская отвернулась от Бирюкова:

— Вопрос очень неприятный для меня, но… попробую ответить искренне… Начальник ПМК — это сумасшедшая должность. Саша столько душевных сил и энергии отдавал работе, что трудно представить, чтобы у него оставалось время еще и на увлечение женщинами… — Софья Георгиевна опять достала пробирочку с таблетками нитроглицерина, покрутила ее в тонких наманикюренных пальцах и сунула обратно в карман. — Признаюсь, в последние годы мое здоровье стало отвратительным. Саше нелегко было со мною. Ведь есть же пословица: брат любит сестру богатую, а муж жену — здоровую. Как-то вполне серьезно предлагала даже завести ему любовницу. Нельзя, мол, так безжалостно сгорать на работе, надо хоть маленькую отдушину иметь. Саша тогда меня отчитал. Проще говоря, если у мужа и были какие-то увлечения, то мне о них неизвестно…

— Вы сказали, что Александра Васильевича отравили. Кто, по-вашему, мог это сделать?

Головчанская растерянно пожала плечами:

— Не сам же он отравился…

— Враги или завистники у него были? — снова спросил Бирюков.

— Саша умел с людьми ладить… Порою я даже ему выговаривала: «Ради чего ты стараешься всем угодить? Не красное солнышко — всех ведь не обогреешь». Он отшучивался: «Знаешь, как говорят одесситы? Живешь сам — давай жить другим…» Нет, врагов, мне кажется, у Саши не было. А завистники… Конечно, завистников полно… Все, как Огнянникова, почему-то считают, что мы живем не по средствам… Неверно это. Я уже вам говорила, что у нас нет ни копейки сбережений, а долгов — куча. Саша не любил копить деньги.

— Сколько он зарабатывал?

Софья Георгиевна вроде бы растерялась:

— Не знаю…

— Разве вас это не интересовало?