Потрясенный, я поднимаюсь с колен, растерянно пялюсь то на дофина, то на графа де Плюсси. Карл довольно улыбается:
— Что, сьер Армуаз, умею ли я награждать преданных мне людей?
— Нет слов, ваше величество, — признаюсь я, — аж дух захватывает.
Секретарь подает Карлу расшитый пояс и золотые рыцарские шпоры, я с поклоном принимаю символы рыцарства из рук дофина. Рыцарство — обособленный, замкнутый мир, по принятым в нем негласным законам отныне дофин является для меня вторым отцом.
— К сожалению, Робер, — говорит Карл, — я не могу закатить пир, как положено, когда в семейство рыцарей вливается новый член. И я объясню почему.
Я пытаюсь было сказать, что ничего не надо объяснять, но Карл прерывает меня решительным взмахом руки.
— Оставьте нас, — бросает он страже. Коротко поклонившись, четверо гвардейцев выходят в коридор, мы остаемся втроем.
— В письме, которое ты привез, мать предостерегает меня от подобного шага, хотя и дает тебе чрезвычайно лестную характеристику. Изабелла Баварская считает, что в прежнем качестве ты был бы более полезен. Я думаю иначе, у меня на тебя особые планы.
— Какие именно? — осторожно интересуюсь я.
Кто их знает, этих дофинов: что ему стукнет в голову? Еще решит, что мне пора повоевать, набраться воинского опыта. А то зашлет куда-нибудь к сарацинам, чтобы подучиться у местных врачевателей. По широко распространенным среди французов слухам тамошние лекари буквально творят чудеса! Толченый рог носорога вперемешку с пряностями, ну, вы уже поняли, да? К счастью, Карл еще молод, а потому думает только о деле.
— Мой великий предок Франциск Первый, как тебе, конечно, известно, основал для борьбы с Англией рыцарский орден «Звезда», — продолжает Карл. Я почтительно молчу, как воды в рот набрал. — Туда принимают самых отважных и достойных рыцарей Франции. Но внутри этого ордена есть еще один — орден «Пурпурной Звезды».
Если дофин ждет, что я страшно удивлюсь и засыплю его кучей вопросов, он сильно ошибается. Для человека двадцать первого века нет ничего удивительного в том, что за фасадом одного учреждения прячется нечто совершенно иное. Потому, коротко кивнув, я продолжаю слушать с непроницаемым лицом. Некоторое время дофин наблюдает за мной, затем интересуется:
— Скажите, шевалье, что вы поняли из моего рассказа?
Куртуазно поклонившись (а то, я же теперь рыцарь, был бы здесь троллейбус, постоянно бы уступал места женщинам и инвалидам), задумчиво отвечаю:
— Орден «Пурпурной Звезды». Слово «пурпур» с древности связывалось с царствующими домами, думаю, этот обычай возник еще до Византии. Пурпур или багрянец — цвет властителя, а стало быть, орден подчиняется лично королю. Далее, если вы рассказали мне о существовании некой тайной организации, стало быть, желаете принять меня в ее члены. И наконец, третье: очевидно, вы желаете доверить мне важный государственный секрет, поручить миссию настолько тайную, что... я даже не знаю, с чем ее сравнить. Нечто чрезвычайно важное лично для вас.
— Довольно. — Дофин прерывает меня властным взмахом руки. — Мать не обманула, ты и в самом деле очень умен. Учился в Сорбонне?
— Что вы, ваше величество, — честно отвечаю я. — Нахватался тут и там, все больше по верхушкам.
— Может, это и к лучшему, — с некоторой грустью замечает дофин.
Надо полагать, ведь главный парижский, а стало быть, и французский университет ныне в руках англичан, кует кадры для нужд колониальной администрации. Профессура куплена на корню, все как один поддерживают новую власть. Возможно ли воспитать в таких условиях преданных сынов Франции из студентов, большинство которых принадлежит к благородным семьям, я вас спрашиваю?
— Отвечу по порядку, — начинает Карл. — Орденом и впрямь руководит король Франции ну или лицо, его замещающее.
Понятливо киваю, с Карла Великого повелось, что все французские короли коронуются в готическом соборе города Реймс. Обойти древнюю традицию никак нельзя, страна не примет подобного властителя. Ныне древний город в руках англичан, а потому, пока их оттуда не выбьют, короноваться невозможно.
— Пурпурный — не только цвет власти, это вдобавок цвет Марса, стало быть орден — военный. Я и впрямь предлагаю тебе вступить в ряды ордена, ведь дело, что будет тебе поручено, имеет громадное значение как для Франции, так и для меня лично.
Меня вдруг осеняет, я замираю на месте как вкопанный. С открытым ртом гляжу на Карла несколько секунд, затем с огромным уважением говорю:
— Вы гений, ваше величество! Это самая сильная вещь, какую я только слышал!
— Какая? — теряется дофин.
— Тайно проникнуть в Реймс маленькими группками, захватить город изнутри и, заперев ворота, короновать вас под самым носом у англичан. Да герцог Бедфорд с досады сгрызет все ногти на ногах!
Граф де Плюсси коротко хмыкает, по холодному лицу блуждает неопределенная улыбка.
— Нет, нет, ты не понял, — прерывает меня дофин. — Хотя мысль оригинальная, молодец, хвалю. Все несколько проще.
Карл оглядывается на секретаря; поймав вопрошающий взгляд сеньора, граф скептически поджимает губы, левую бровь выгибает домиком.