Послушник и школяр, наставник и магистр. Средневековая педагогика в лицах и текстах

(LII) Посему иное дело — знать правила соединения мыслей, иное — знать самую истину мыслей. Первые учат нас только тому, что следует из данного положения, что не следует и что противоречит ему. "Если он оратор, то — человек" — здесь последняя мысль следует из первой, "если он человек, то — оратор" — здесь не следует; "если он человек, то — существо четвероногое" — здесь противоречит. Во всех подобных случаях оценивается одна связь мыслей или их соединение между собою. Что же касается до самой истины в мыслях, то при сем должно обращать внимание уже на самые мысли, а не на соединение их, нужное только при заключениях: если мысли верны и очевидны, то от них получают свою достоверность и другие, менее известные, если только правильно соединяются или выводятся из них. Некоторые, научившись правилам соединения мыслей, тщеславятся тем настолько,[72]

как бы научились истине самих мыслей, а некоторые, зная одни истины мыслей, жалуются на себя, что не знают правил истинного соединения мыслей. Сия жалоба напрасна: по-моему, лучше твердо знать, что есть воскресение мертвых, нежели — что если воскресения мертвых нет, то и Христос не воскрес. <…>

(LIV) Такое же точно достоинство имеют и правила, посредством которых научаемся рассуждать о предмете с разных сторон и в разных отношениях, каковые правила известны под именем красноречия. …Правила витийства, кои хотя употребляются к раскрытию и истинных и ложных предметов, несмотря на то, сами по себе истинны, поколику способствуют либо знать что-либо, либо веровать чему-нибудь, и поколику руководствуют к убеждению сердца в том, чего оно должно желать или отвращаться. — Люди… сии правила… не изобрели….[73]

(LV) Правила красноречия образуют более дар слова, нежели способность мышления; правила же заключения, определения и разделения образуют более ум. Впрочем, научившись тем и другим, не должно думать о себе, как некоторые думают, мечтая, будто они постигли чрез то самую тайну блаженной жизни, — это заблуждение. Познание сих правил не столько важно, как представляют его некоторые: ибо часто случается, что люди скорее понимают самые предметы, для уразумения которых преподаются правила, нежели запутанные уроки о правилах. Например, если б кто, желая преподать правила ходить, говорил: не должно поднимать второй ноги прежде, нежели будет поставлена первая, которая была поднята, далее подробно описал бы, как должно двигать верхними и нижними частями колен, такой учитель говорил бы правду, ибо иначе, как он говорит, нельзя и ходить, но люди, делая все это и без учения, скорее ходят, нежели замечают, что делается ими при хождении, нежели понимают, когда им говорят о том. Те же, которые не могут ходить и собственным опытом поверить преподаваемых им правил, еще менее нуждаются в оных. Подобным образом, остроумные люди весьма часто видят неверность какого-либо умозаключения скорее, нежели понимают правила самого умозаключения, тупые же, если не видят первого, тем менее разумеют силу последних. Вообще, о сих правилах должно сказать, что они чаще доставляют нам удовольствие, способствуя представлять истину в различных видах, картинным образом, нежели чтобы способствовали нам много при нашем исследовании и рассуждении об истине; в пользу их можно прибавить разве еще то, что они придают уму нашему большую опытность и делают его оборотливее; но эта польза достигается совершенно только тогда, если они не делают ума нашего злохитрым и надменным, то есть если те, которые научились им, не обманывают других, умея представить ложь за истину, и не тщеславятся пред кроткими и тихими людьми тем, якобы они знают и постигли нечто важное. <…>

(LVII) Но кто, полюбя все сии науки, только тщеславился бы познанием их пред неопытными, а не старался бы исследовать, отчего именно те из них истинны, которые он нашел действительно истинными, отчего другие не только истинны, но и неизменяемы; кто, от образа предметов чувственных восходя к душе человеческой, познал бы, что и она есть существо изменяемое — бывает образованна и необразованна, л несмотря на то, занимает среднее место между истиною неизменяемою, которая выше ее, и всеми прочими предметами, которые изменяемы и ниже ее, кто, говорю, познал бы все это, но не обращал своих познаний к славе и любви единого Бога — Творца всяческих, такой человек достоин имени только ученого человека, но отнюдь не мудреца.