Посмотри мне в глаза!

Джон с самых моих младенческих лет оказывал на меня сильное влияние. Сначала брат выучил меня ходить. Потом он гонялся за мной, вооруженный палками и дохлыми змеями, – пришлось научиться бегать.

Я и любил, и ненавидел его – в равной мере.

А когда мне исполнилось восемь, брат меня бросил. В свои шестнадцать Джон был гением, но при этом неуправляемым, шалым, своенравным и необузданным. Он не ведал, что можно, а что нельзя, никого не слушался и вырвался на свободу – то и дело сбегал из дома. Родители не пытались его удержать: они уже поняли, что не в силах дать сыну то, в чем он нуждается, – да и не знали, что же ему нужно. Но я впал в отчаяние.

Брат порой исчезал и не показывался неделями, затем вдруг возвращался – и не просто постирать грязную одежду, а еще и поведать, что с ним стряслось там, во внешнем мире. Джон рассказывал истории, от которых шарахало, как от электрического тока: страшные, непонятные, полные опасностей и ужасов. И все сплошь правда – он ничего не сочинял, и к тому же появлялся со шрамами, со сломанным носом, с кошельком, битком набитым случайными деньгами – урожаем новой авантюры.

Однажды брат возвратился домой после очередного похождения, и вдруг наше всеобщее напряжение как рукой сняло. Все хохотали до упаду. «А дальше, дальше-то что было?» – наперебой спрашивали мы. Джон целыми днями развлекал нас своими россказнями, от которых захватывало дух, а потом исчезал – и как же я тосковал по нему и одновременно ненавидел его в эти минуты!

От природы брат всегда был даровитым рассказчиком. Но, повзрослев, Джон избрал не писательство, а предпринимательство, и мне всегда казалось, что это как-то ужасно неправильно. В своей области он добился больших успехов, но его подчиненные и клиенты даже представить себе не могли, какие истории он способен поведать.

В своих мемуарах «Бег с ножницами» я отвел брату всего лишь одну главу, потому что речь в моей книге идет о тех временах, когда мы с ним почти не виделись. Глава эта называется «Он вырос без точного диагноза», и в ней я рассказываю о некоторых поразительных поступках Джона в молодости – поступках человека, которому лишь гораздо позже поставят диагноз «синдром Аспергера», то есть слабовыраженная форма аутизма. К немалому моему удивлению, когда я выступал, представляя свою книгу, ко мне каждый раз подходили познакомиться все новые и новые аспергерианцы. В моей книге, среди прочей экзотики и безобразий, описываются: сумасшедшая мать; психиатр, который рядился Санта-Клаусом; чтение в туалете; как я принял одну женщину за волка; новогодняя елка, которую так и не убрали. И все-таки на каждой очередной встрече с читателями меня спрашивали не обо всем этом: ко мне обязательно подходили и говорили: «А у меня тоже синдром Аспергера, как у вашего брата. Спасибо, что затронули эту тему». Бывало, подходили родители – задать какой-нибудь вопрос про детей с Аспергером. Всякий раз у меня было сильное искушение дать им совет по медицинской части, раз уж они подошли, но я воздерживался.

«Неужели для этих людей не написано ни одной подобающей книги?» – все чаще задумывался я. Навел справки и убедился, что на эту тему, увы, написано очень мало. Имеется несколько научных трудов, есть книги попроще, но тоже медицинского толка, и, прочитав их, рядовой родитель неизбежно придет к выводу: лучшее, что он может сделать для своего ребенка с Аспергером, – это купить мощный компьютер и отказаться от идеи привить чаду хорошие манеры. Но ни в одной из этих книг не было ни слова, которое бы толком объяснило поведение моего брата.

Я написал о брате в одном из своих эссе, вошедшем в мой сборник «Магическое мышление». Снова посыпались читательские вопросы и отклики. Я задумался, не написать ли мне книгу, целиком посвященную личности брата. Ведь будет захватывающе интересно и увлекательно, Джону понравится, а от меня только и потребуется, что заставить его заговорить, а потом – только успевай записывать! Да, и можно оставить для книжки тот же заголовок, который был у эссе: «Эх-х-хспергер» и подзаголовок «Воспоминания о брате». Я даже мысленно прикидывал оформление обложки, но обстоятельства сложились так, что лишь спустя долгое время смог приняться за книгу всерьез.

В 2005 году нашему отцу поставили смертельный диагноз. Джон был в смятении, растерянности и наконец-то стал похож на человека. Впервые в жизни я увидел его в слезах – брат сидел у изголовья больничной койки и гладил отца по голове.

Стороннему наблюдателю, не знакомому с Джоном, показалось бы, что это нормальная ситуация – мгновения трогательной душевной близости между отцом и сыном. Но я никогда раньше не видел, чтобы брат так себя вел. Люди с синдромом Аспергера не ведают эмоций и не проявляют их, – во всяком случае, не в такой степени. Джон никогда не давал волю чувствам, а тут он больше не сдерживался.