Она знала, что не совсем нормальная. Мать ей это твердила каждый день. Лена физически не могла терпеть грязь и пыль на любых поверхностях. Ей становилось нехорошо. Лучшее времяпрепровождение? Она брала зубочистки и отмывала холодильник и балконную дверь. Забиралась в каждую щель. Мыла, скребла. Натирала на терке хозяйственное мыло, смешивала с содой и уксусом, оттирала подоконник и двери до белизны. В этом было ее спасение – драить, скоблить, вычищать. Перетряхивать старые подушки, покрывала, ковры, скатерти. Отбеливать, полировать. Со стороны она, конечно, казалась, ненормальной – стоять и вычищать зубочисткой полку холодильника.
– Да, бардак, – согласился Виталий, – не могла бы ты… мы бы чаю выпили…
Лена отметила про себя, что Виталий не назвал Лерика по имени.
– Конечно, сейчас принесу, – ответила она.
Она заварила чай, разлила по чашкам. Поставила на поднос с сахарницей и салфетками, положила на тарелку печенье. Ей хотелось подать красиво.
Ни Виталий, ни Лерик даже не взглянули на поднос. Схватили чашки, отхлебнули. Лену они не заметили. Перед тем как зазвонил телефон, – а он трезвонил настойчиво, долго, – Лена успела подумать, что, возможно, все еще может случиться. Возможно, ей удастся перехитрить судьбу и вернуть прошлое. Проиграть заново свою жизнь, жизнь сына и отца этого ребенка. И вдруг она ошиблась, когда решила отказаться от предоставленного ей выбора? Телефон трезвонил. Виталий оторвался, недовольный, подошел, рванул трубку.
– Да. Что? Через час? Зачем? Да, жду. Конечно, – лепетал он в трубку.
Лена отметила, что в конце именно лепетал. В начале разговора раздраженный, недовольный, резкий. В конце – подчиненный, зависимый. Виталий так и стоял, держа трубку в руке. Лена подошла, положила трубку на аппарат.
– Лерик, нам пора. Собирайся, – сказала она тем тоном, который не терпел возражений. Лерик это сразу почувствовал. Стал собирать сумку.
– Спасибо, прости, что задержались, – сказала Лена Виталию.
– Да, конечно, ничего страшного.
– Мы найдем другого педагога и больше тебя не побеспокоим, – продолжала Лена. Она говорила для себя. Виталий ее не слышал и не видел.
– Конечно. Да. Звони, – невпопад ответил он.
В его жизнь тогда вернулась Инга. Опять. И Виталий забыл о Лерике, Лене, занятиях. Обо всем на свете. Сколько тогда она была с ним? Два месяца? Почти три. Для него – мучительных. Инга уходила. Ни разу не осталась на ночь. Он ее ревновал, сходил с ума. Они постоянно ругались.
– Все, я больше так не могу, – объявила она во время очередной ссоры, когда Виталий требовал, чтобы она рассказала ему, где и с кем живет. – Ничего другого я тебе предложить не могу. У меня есть своя жизнь, понимаешь? Я не могу и не хочу от нее отказываться.
– Но я же отказался! Ради тебя! – кричал он.
– От чего? У тебя никого и ничего нет. У меня есть. Прости. Правда, это становится невыносимым. Ты невыносим. Никакой радости от встреч. Надоели скандалы. Я приезжаю к тебе не за этим! – Инга тоже кричала, плакала, доходило до истерики.
– Хорошо. Уходи. Только больше не возвращайся. Никогда! – орал Виталий.
Едва за Ингой захлопывалась дверь, он проклинал себя за эти слова. Пусть уходит, только возвращается – на час, на минуту. Ему достаточно этих встреч урывками.
Он бродил по квартире в надежде найти какую-нибудь вещь, которую забыла Инга. Сколько было этих вещей за все годы? Не так уж и много. Расческа, губная помада, ручка, блокнот, журнал, браслеты. Он складывал все в коробку. Каждый раз собирался выбросить и не мог. Эти предметы давали ему пищу для воспоминаний. Когда образ Инги начинал гаснуть, Виталий доставал коробку, перебирал ее вещи и она опять стояла перед глазами. Сейчас она, кажется, ничего не забыла.
Виталий подобрал с пола резинку-«клячку». И карандаш. На мольберте, к которому он не подходил месяцы, проведенные с Ингой, так и стояли рисунки, работы Лерика. Виталий не знал, что с ними делать. Позвонить Лене и отдать? Зачем? Он пытался вспомнить, о чем они говорили в последний раз. Хотя какая теперь разница? Даже если она и звонила, он не подходил к телефону. Кажется, она хотела, чтобы он сказал Лерику, что не просто преподаватель, а отец. Или, наоборот, чтобы не говорил? Теперь это не имело никакого значения. Виталий точно помнил одно – никаких особых чувств оттого, что его сын находится рядом, он не испытывал. Мальчик как мальчик. Способнее остальных, но не более того. Лена, кажется, говорила, что Лерик очень на него похож. Ничего в душе не перевернулось, не отозвалось, не закричало. Или просто помешала Инга? Сейчас он испытывал лишь досаду, не в силах решить – хранить рисунки или нет? Засунул на книжный шкаф. Потом выбросит.
Виталий постепенно вернулся к работе, которая не приносила никакого удовольствия. Вроде бы жил.
Телефонный звонок раздался поздно вечером. Виталий дернулся. Инга. Только она ему звонила в такое время.
– Инга?
– Нет, это Лена.
– Какая Лена?
– Твоя бывшая жена, мама Лерика.
– Да, прости, привет. Что-то случилось?
– Случилось. Поэтому так поздно звоню. Тебе, наверное, лучше приехать…
– Куда? Зачем?