Посмотри на меня

Элизабет на мгновение прекратила раскрашивать, закрыла глаза, откинула голову назад, расправила плечи и нежно улыбнулась самой себе. Айвен сделал то же самое и, почувствовав, как щекой прикоснулся к ее лицу, весь задрожал. Ощущение было какое-то странное, но приятно странное. Похожее на то, которое он испытывал, когда его кто-нибудь крепко обнимал, а обниматься он любил больше всего. У него слегка закружилась голова, но не так, как после катания на кресле. Гораздо приятнее. Он еще несколько минут наслаждался этим ощущением, пока, наконец, в один и тот же момент они оба не открыли глаза и не посмотрели на эскиз. Ее рука потянулась к коричневому карандашу как бы в сомнении, брать его или нет.

Айвен тихо застонал.

— Элизабет, не надо больше коричневого. Давай же, выбери какой-нибудь яркий цвет, например вот этот салатовый, — прошептал он ей в ухо, прекрасно понимая, что она его не слышит.

Ее пальцы застыли над карандашом, словно их удержала какая-то магнетическая сила. Она медленно перенесла руку от шоколадно-коричневого карандаша к салатовому и, чуть заметно улыбнувшись, словно удивляясь собственному выбору, осторожно взяла карандаш, как будто делала это впервые в жизни. Она начала медленно заштриховывать разбросанные по кровати подушки и кисти на перевязях штор, потом перешла к предметам покрупнее, таким, как покрывало в ногах кровати, и, наконец, к кушетке, стоявшей в углу комнаты.

— Так гораздо лучше, — прошептал Айвен, испытывая чувство гордости.

Элизабет улыбнулась, закрыла глаза и стала глубоко и медленно дышать.

Внезапно раздался стук в дверь.

— Можно войти? — пропела Поппи.

Ресницы Элизабет взметнулись, и она выронила преступно яркий карандаш, как будто он был каким-то опасным оружием.

— Да! — крикнула она и, откидываясь в кресле, слегка задела плечом Айвена. Элизабет посмотрела вокруг, недоуменно тронула рукой плечо и обернулась навстречу Поппи, влетевшей в комнату с сияющим видом.

— Ура, Бекка сказала, что люди из любовной гостиницы готовы встретиться с тобой еще раз. — Слова сливались друг с другом, как будто она пела песню.

Айвен присел на подоконник рядом со столом Элизабет и вытянул ноги. Они с ней одновременно сложили руки на груди. Айвен улыбнулся.

— Поппи, пожалуйста, не называй это любовной гостиницей. — Элизабет устало потерла глаза. Айвен огорчился — к ней вернулся голос йынчукса.

— Ну, хорошо, просто гостиница. — Поппи с нажимом произнесла последнее слово. — У меня есть кое-какие идеи. Я представляю себе наполненные водой матрацы в форме сердец, горячие ванны и стоящие на прикроватных тумбочках бокалы с шампанским. — Она понизила голос до восторженного шепота. — Я представляю, как романтизм переплетается с ар-деко, стиль Каспара Давида Фридриха — со стилем. Жана Дюнана. Буйство насыщенных оттенков красного и бордового, так что вы чувствуете себя как в сладостно-бархатистом чреве матери. Повсюду свечи. Смесь французского будуара с…

— … Лас-Вегасом, — сухо закончила Элизабет.

Поппи вышла из транса, на лице у нее застыло разочарованное выражение.

— Поппи, — вздохнула Элизабет, — мы уже говорили об этом. Мне действительно кажется, что в данном случае надо следовать общей концепции.

— Ох! — Она отшатнулась, как будто получила удар под дых. — Но общая концепция такая скучная!

— Вот-вот, совершенно верно! — Айвен поднялся и зааплодировал. — Иынчукс! — громко крикнул он Элизабет в ухо.

Она вздрогнула и помассировала ухо.

— Поппи, мне жаль, что ты так к этому относишься, но, к сожалению, ты находишь скучной ту самую уютную, комфортную и спокойную обстановку, которую люди предпочитают создавать, оформляя свое жилье. Им не хочется после тяжелого рабочего дня возвращаться домой, где на каждом шагу их подстерегают бьющие по нервам художественные эффекты и все пестрит яркими оттенками, от которых болит голова. Постоянно работая в атмосфере стресса, люди хотят, чтобы дома их ждал покой и уют. — Эту заготовленную речь она произносила перед всеми клиентами. — И потом, Поппи, это гостиница. Мы должны соответствовать вкусам большинства, а не только тех немногих, очень немногих, кому хотелось бы пожить в бархатном чреве, — добавила она с невозмутимым выражением лица.

— Ну, я не знаю людей, которые хотя бы раз в жизни не побывали в бархатном чреве. А ты знаешь таких? Мне кажется, их просто нет, по крайней мере на этой планете, — не сдавалась Поппи. — Это может вызвать у людей какие-нибудь приятные успокаивающие воспоминания.

Элизабет посмотрела на нее с отвращением.

— Элизабет, — Поппи со стоном произнесла ее имя и картинно упала в стоящее перед ней кресло, — должна же ты мне позволить хоть как-то проявить себя. Я чувствую себя тут такой скованной, моим творческим замыслам не дают воплотиться и… Ого, это мило, — прощебетала она, наклоняясь вперед, чтобы получше рассмотреть лежащий перед Элизабет листок. — Шоколадный и салатовый потрясающе смотрятся вместе. Но что навело тебя на это сочетание?