Посмотри на него

– Не волнуйся, никто тебя не заставит, – говорит Саша.

– А ты – будешь смотреть на него?

– Может быть, – он рассматривает крошечную фигурку младенца в яслях за стеклом. – Я еще не решил.

Глава 11

Приглашение на казнь

Дату госпитализации, наконец, назначают. В день, когда мы приезжаем в “Шарите”, мой “срок гестации” – 20 недель. Это ровно середина беременности. Как говорится, “экватор”. На сайтах “беременюшек” после этого срока принято “расслабиться, успокоиться, наслаждаться беременностью и предвкушать встречу с малышом”.

Но мой экватор – это финишная черта. Здесь все закончится. Не будет никакой встречи.

Мы приезжаем втроем – я, муж и Наташка. В вестибюле клиники ищем автомат с бахилами – и не находим. Поднимаемся в родильное отделение в сапогах, за нами по этажу тянутся мокрые бежевые следы. На стенах в коридоре висят фотографии щекастых младенцев. Из-за закрытых дверей доносятся младенческие крики. Я стараюсь не смотреть на стены и не слышать никаких звуков. Я смотрю себе под ноги. Я стараюсь думать только о том, что я без бахил, а это – антисанитария. Первое, что я говорю сотруднице в приемном покое:

– Извините, мы в грязной обуви. Мы не поняли, где купить эти…

– Ну и что? – изумляется сотрудница. – У нас стерильность только в реанимации. Здесь вы можете ходить в обычной обуви и одежде.

Нас отводят в мою предродовую палату. Она двухместная, но мне обещают, что никакую роженицу ко мне не подселят: “Это было бы неэтично”. Помещение довольно просторное: здесь две кровати-трансформера (в случае необходимости превращаются в родильные кресла), позади каждой кровати – какие-то сложные аппараты с многочисленными проводами и огонечками, стол со стульями, электрочайник, душ с туалетом. В углу – пеленальный столик. С него быстро снимают верх, и он превращается в обычный комод. На стене – кнопка срочного вызова акушерки.

Нам говорят, что до 23:00 в моей палате может находиться кто угодно – но на ночь гостям полагается уйти.

– Муж тоже должен уйти?

– Да, муж тоже. По крайней мере, на сегодняшнюю ночь. Сегодня днем вы получите таблетку, которая подготовит вас к родам, но сами роды вряд ли состоятся раньше завтрашнего дня. Однако, если вдруг все начнется прямо сегодня ночью, мы позвоним вашему мужу, чтобы он срочно приехал. Не волнуйтесь, он будет присутствовать на родах.

От мысли, что я должна провести ночь одна в этой родильной палате с кроватями-трансформерами и пеленальным столиком, притворяющимся комодом, мне становится так тоскливо, что хочется скулить. Ночи вообще даются мне тяжелее, чем дни. По ночам я ложусь на бок, потому что спать на животе в двадцать недель неудобно (или не так уж и неудобно – просто я инстинктивно боюсь раздавить ребенка?), и одной рукой обнимаю живот (потому что куда еще ее деть, эту руку?), и чувствую, как он вздрагивает там, в темноте, и сама я тоже лежу в темноте, темнота внутри меня и снаружи, мы с ним вместе как будто бы под водой, как будто бы под землей, мы с ним вместе как будто в одной могиле. И я знаю, что сегодня все повторится. Я лягу на бок, чтобы ему было комфортно. Да, я планирую избавиться от него уже завтра – но сегодня я не должна его раздавить. Сегодня ночью ему должно быть со мной удобно.

– В котором часу муж может вернуться утром? – спрашиваю я медсестру, а про себя повторяю, что я могу не спать, я просто могу не спать, не спать всю ночь, пока он не приедет…

– Сегодня вы должны выспаться, – медсестра как будто читает мысли. – Вам действительно очень важно, чтобы муж оставался с вами?

– Да.

– Тогда пусть он останется. Если хотите, вы можете сдвинуть кровати, чтобы спать вместе, – она указывает глазами на вторую, свободную кровать-трансформер. – Но подруга не может остаться на ночь точно. А вашего мужа мы не будем кормить.

– Я не собиралась оставаться, – говорит Наташка.

– Меня не надо кормить, – говорит муж.

– Надо хорошо питаться, – сообщает мужу медсестра. – Вам следует сходить в кафе. И вам тоже, – она поворачивается ко мне. – Вот сейчас пообщаетесь с докторами, получите таблетку – и идите, развейтесь. Тут вокруг много симпатичных кафе.

Трудно сказать, что меня изумляет больше – предложение сдвинуть кровати, чтобы спать вместе, или предложение сходить в кафе развеяться.

– Э… Мы правда можем выйти в кафе? – уточняет муж.

– А почему нет? – удивляется медсестра.

– Ну, это же больница.

– Ну и что? Сегодня же не назначено никаких процедур, – на лице ее искреннее непонимание.

– А когда мы должны вернуться?

– Когда хотите.

– Я имею в виду: до которого часа сюда пускают вечером?

– У нас тут больница, а не тюрьма. Сюда пускают круглосуточно. Да, и если вы любите читать, у нас есть библиотека. Можете взять какую-нибудь книжку на английском. Какой-нибудь детектив. Чтобы отвлечься.

Когда она уходит, муж спрашивает:

– И что, мы действительно пойдем в кафе?

– Не знаю, – говорю я.

– Раз пускают, значит, надо идти, – Наташка смеется. Она вообще часто смеется. У нее хороший смех.