Пособие по выживанию

– Э, стоять! Аквариум мой где, ведьма? Григорьева, да стой же ты! Я же твой дар! Меня же подарили! А не след подарками-то разбрасываться, ведьма! Э… ну стой! Ну стоять, захухря… в смысле дева красная. Да стой же ты. ы-ы. на кого ты меня покинула, горемычного. На кого оставила.

Я воплей не выдержала и попросила:

– А дайте ему тоже.

– Что дать? – поинтересовался декан чертового факультета.

– Ну, заклинание. антипригарательное.

– Антипригарательное? – переспросил Владлен Азаэрович.

Я попыталась ответить, зевнула и, обвив шею декана руками, мирно засопела ему в плечо. И хорошо так было. И укачательно. И усыпательно. И спокойно.

Потом меня куда-то на мягкое положили, и обувку сняли, и одеялом нежным прикрыли, и.

Это был поцелуй. Это точно был поцелуй – мужские губы осторожно накрыли мои собственные, на миг замерли, словно боясь вырвать из объятия снов, затем с тихим вздохом касаются сильнее, захватывая, пленяя, вырывая тихий ответный стон. Но стоило мне застонать, как все прекратилось в то же мгновение.

Разочарованно вздохнув, я повернулась на бок, подставив ладошку под щеку, и прошептала укоризненно:

– Владлен Азаэрович, а вы меня поцеловали…

– Нет, Григорьева, тебе приснилось, – зло отрезал он.

– Поцеловали, – я зевнула. – И мне даже понравилось, как это ни ужасно.

Показалось, что вокруг вдруг стало очень тихо, как перед грозой.

– Что в этом ужасного? – прозвучал холодный голос Владлена Азаэровича.

– Все, – я снова зевнула. – Вы же этот, который самый паршивый тип мужчин.

И мне бы провалиться обратно в сон, но кто-то взбешенно спросил:

– Это какой?

Недовольно засопев, пояснила:

– Который невоспитуемый. Совсем. Вообще. Никак не воспитуемый. Полностью невоспитуемый. И даже частично невоспитуемый. Абсолютно невоспи.

– Хватит.

Согласно кивнув, я попыталась снова заснуть.

Не дали!

– Слушай, Григорьева, а ты ко мне на семейные разборки тоже после чаю от домовых заявилась?

Сонно нахмурившись, я переспросила:

– А как вы про чай поняли?

– У тебя на губах вкус смородины, – прошипел декан чертового факультета.

– А-а-а-а, – разочарованно протянула я, – так это вы алкоголь вынюхивали, а я думала – поцелуй… Обидно… Ну и ладно, буду страдать от неразделенных чувств на пару с Марой Ядовитовной, и пусть вам будет стыдно.

Я почти провалилась в сон, но тут рядом скрипнула кровать, принимая еще одно совершенно лишнее здесь тело, а после прямо возле моего уха раздался шепот:

– А у нас есть чувства?

Молча развернулась, пододвинулась к телу, обняла, ногу закинула для надежности, затем уткнулась носом в окаменевшее вдруг плечо, зевнула и призналась:

– Какие чувства? Вы вообще не в моем вкусе.

Поерзала, устраиваясь удобнее, и добавила:

– А давайте вместе спать? Удобненько же.

Потом я спала. И казалось, будто меня касается ветер. Именно он ласково отвел растрепавшиеся пряди волос, покрывал легкими поцелуями мое лицо, а еще обнимал, крепко и в то же время так бережно. И все бы ничего, но ветер вдруг спросил:

– Стасенька, сваришь мне приворотное зелье?

И даже не знаю, что я ответила, потому что спала. Вот спала, и все.

* * *

«Жра-а-а-а-а-а-а-а-а-а-ать!» – раздался неприятный, жуткий рев, вырывая меня из сна.

Резко села на постели, поправляя волосы и думая о том, что пора обедать. Открыла глаза, осмотрелась – поняла, что на самом деле пора ужинать. Вечерело уже.

И сколько же я проспала?!

В дверь неожиданно постучали.

Широко зевая, я сползла с кровати, поправляя помятую после сна форму, подошла, открыла и подумала, что зря. Определенно зря. Потому что за дверью стояли навы. В количестве двух штук и в качестве отменном – высокие, плечистые, стройные, черноволосые, темноглазые, смуглокожие, суровые. И в состоянии идеальном – причесанные, умытые, одежда с иголочки да еще и выглажена так, что стрелки на брюках отчетливые. И я тут – сонная, неумытая, непричесанная и вся помятая.

– Здравствуй, девица, – сказал первый нав.

– Здравствуй, красавица, – вторил ему второй.

Со стыда захотелось провалиться под землю.

– Впустишь или так говорить будем? – с едва заметной улыбкой поинтересовался первый.

– Да чего уж там, заходите, коли пришли, – пробурчала я, отходя с прохода и шире дверь открывая.

Навы вошли, синхронно осмотрелись, в итоге один сел у окна, на свободный стул, второй устроился в кресле у стола. Сели и уставились на меня, уже не скрывая улыбок.

– И… чего? – осторожно спросила я, прикрывая дверь и кое-как волосы рукой приглаживая.

Навы заулыбались шире, и второй сказал:

– Прекращай с домовыми чаи гонять, Станислава. Они народ вороватый, воруют в основном ягоды, а в университете оные растут исключительно на экспериментальных грядках фей. Феи у нас темные, эксперименты у них соответственные. И учти, у домовых иммунитет ко всем ядам и психотропным веществам в крови, а у ведьмочек неосторожных – нет.

И все бы ничего. Я бы даже приступ удушливого покраснения от стыда пережила, но тут из туалетной комнаты донеслось басовитое:

– Совсем девка от рук отбилась. Ужо я воспитаю, ужо научу вежливости да разборчивости!

Навы удивленно переглянулись. Я покраснела сильнее. С досады. И от стыда.