Пособники и подстрекатели

Лаки быстро уничтожил копченую семгу, к которой были поданы очень тонко нарезанные и намазанные маслом тосты. Сейчас он управлялся с лежащими на его тарелке тремя бараньими отбивными. Поданное вино было произведено в окрестностях Бордо, и он поглощал его, как промокательная бумага воду.

– Вот ведь что удивительно, – сказал он, – там было такое количество крови! Если бы это оказалась моя жена, а я думал, что это она, крови столько бы не было. Никогда не забуду эту кровь, которой истекала эта девушка, Сандра Риветт. Видимо, такая особенность присуща людям из низших слов общества. Не могу забыть эту кровь. Она была повсюду. Море крови.

Они решили поужинать в бистро, чтобы Жан-Пьер мог сосредоточить все внимание на Лаки. На стенах висели подписанные фотографии актеров прежних времен, в шляпах, и актрис, закутанных в меха. Хильдегард решила, что эти снимки вселяют уверенность, – все они относились к периоду, о котором вспоминал и ее гость, и она сама, и были чем-то вроде островков надежности в момент испытаний.

– Обилие крови для меня не ново. Как вы, вероятно, знаете.

– Почему я должен об этом знать?

– Ваш сообщник, другой Лукан, наверняка сообщил вам, что в Мюнхене я была стигматиком. Меня тогда звали Беата Паппенхейм.

– Да-да, припоминаю эту фамилию, – кивнул Лаки, – но у меня нет сообщника. Надо быть сумасшедшей, чтобы предположить подобное! А информацию я получил от ныне покойного преподобного брата Генриха, у которого жил несколько месяцев в пансионе для богомольцев.

– Я была вся в крови, она текла бесконечно. И я исцеляла людей бессчетное количество раз. Нет, я не сошла с ума. Генрих же тогда был бедным студентом. Знаете, он забрал у меня деньги, очень большую сумму.

– Однако, как мне помнится, с этим был связан какой-то скандал.

– Вам правильно помнится. Меня разыскивают за мошенничество точно так же, как вас за убийство. Генрих знал, что я сменила фамилию.

– За убийство плюс покушение на убийство, – уточнил он, – но у моей жены не было такого сильного кровотечения. Оно было у няни. Все кругом залила кровь.

Хильдегард ощутила чувство, близкое к симпатии.

– Да, кровь, – сказала она, – кровь.

– Говорят, она очищает, – ответил он.

В тот же момент у нее мелькнула мысль: так вот в чем дело! Не религиозный ли он маньяк?!

– Кровь не очищает, – возразила доктор. – Она липкая. Мы никогда не умываемся кровью.

– А говорят, что мы омыты кровью Агнца Божьего, – сказал Лаки, вонзая нож в баранью отбивную, третью по счету. – В школе я пел в церковном хоре.

Она была в восторге: ее подозрение оправдалось. Маньяк, свихнувшийся на религиозной почве. Это, как ни странно, ее успокоило. В конце концов, ей не пришлось ждать удобного момента, чтобы подбросить в бокал Лаки таблетку Жан-Пьера. А Лукан все говорил и говорил. Скорее всего это был психологический эффект, вызванный тем, что ему предложили любимые блюда: семгу и баранину, ведь многие годы он вынужден был от них отказываться, поскольку полиция, зная его пристрастия, могла выйти на его след.

ГЛАВА 6

Вообще говоря, в Шотландии женщинам, которые не красят волосы, присуще какое-то особенное, врожденное благородство, что не всегда встречается на юге. Человек, называвший себя Лаки Луканом, сноб из снобов, сидел за стаканом виски с водой в баре гостиницы «Гольф», находившейся в маленькой деревушке под Абердином, и с восхищением наблюдал за молоденькой белокурой и очень складной официанткой.

Он выбрал это место, как и всегда – когда надо было поспешно двигаться дальше – закрыв глаза и воткнув булавку в лежавшую перед ним карту. Это всегда хорошо срабатывало. Никто не разыскивал его в том месте, которое он выбирал с закрытыми глазами и с булавкой в руке. Однако на этот раз он сделал выбор на карте Северной Великобритании. Там у него были дела.

– Кристина, – ответила девушка, когда он спросил, как ее зовут. – Вы хотите заказать столик на вечер?

– Да, конечно, – кивнул он. – Но у вас, по-видимому, нет копченой семги и бараньих отбивных?

– Нет, почему же? У нас есть и то и другое.

– Отлично. Я бы хотел бараньи отбивные.

Он не отдавал себе отчета в том, что подсознательно оценивает эту девушку, сравнивая ее с Хильдегард Вольф. Ее волосы были светло-золотистыми. Но она определенно более худая. Неожиданно для себя он вдруг понял, что думает о Хильдегард и что думал о ней все эти полдня, сидя в баре.

– Как вас зовут? – снова спросил он.

– Кристина. Здесь меня все называют Кирсти.

– Кирсти, принесите мне двойную порцию настоящего шотландского виски. Что касается ужина, на закуску я хотел бы копченую семгу, а потом бараньи отбивные с гарниром.

– В каком номере вы остановились? – поинтересовалась она.

– Я оплачу счет наличными.