Пособники. Исследования и материалы по истории отечественного коллаборационизма

Очевидно, эти перемены в показаниях были связаны с тем, что в распоряжении следствия оказались материалы проводившихся ранее (начиная с осени 1943 г.) допросов перебежчиков из ПЦБ и РОНА, называвших Краснощекова-Костенко в качестве одного из активных участников этих организаций. Таким образом, факты работы проверяемого на немецкие спецслужбы подтвердились, что позволяло обвинить его в измене Родине, в то время как деятельность в интересах партизан, не получала подтверждения. Наконец, бывшие сослуживцы Краснощекова по 1-й дивизии дали показания о том, что данные о его работе, направленной на разложение РОА, были согласованы с ними лишь непосредственно перед переходом на сторону Красной армии. В действительности же никакой работы, по их словам, не велось, деятельность же майора Костенко в РОНА и РОА была отмечена командованием этих формирований наградами. Нам не известно, прибегали ли сотрудники «Смерш» к мерам физического воздействия на проверяемых лиц, но, судя по протоколам, последние не выказывали ни малейшего упорства в отстаивании своих первоначальных показаний. Требование следователей изложить факты правдиво выполнялось неукоснительно.

Допросы в спецлагере № 253 завершились 23 июня 1945 г. В тот же день начальник отделения следственного отдела УКР «Смерш» Центральной группы войск майор Н. Дольников выписал следующие постановления: 1) на арест Б.Я. Краснощекова, как агента германской разведки, 2) об избрании меры пресечения (содержание под стражей) и 3) о принятии дела к производству и начале ведения следствия, а начальник опергруппы УКР «Смерш» лагеря № 253 капитан Пасечник — постановление о задержании до получения санкции на арест с содержанием в тюрьме города Дрезден. 7 июля 1945 г. майором Дольниковым было выписано постановление о предъявлении Краснощекову обвинения по статье 58-1 «б» (измена Родине со стороны военнослужащего) и в тот же день объявлено арестованному под расписку. К этому времени в распоряжении следствия имелось уже достаточно изобличающих материалов, и дальнейшие допросы обвиняемого носили в основном уточняющий характер, а также преследовали цель установления круга лиц, известных Краснощекову по его работе в ПЦБ, РОНА и РОА.

Борис Яковлевич Краснощеков родился 24 сентября 1912 г. в г. Чернобыль Киевской губернии в еврейской семье. Свое социальное происхождение он определял в анкете «из служащих». Можно допустить, что Борис Яковлевич приходился дальним родственником Александру Михайловичу (Абраму Моисеевичу) Краснощекову, деятелю социал-демократического движения, возглавлявшему в 1920–1921 гг. правительство и внешнеполитическое ведомство Дальневосточной республики (ДВР), расстрелянного в 1937 г., который также был уроженцем Чернобыля. Так, или иначе, но родство, если оно действительно имело место, было не столь близким, чтобы помешать началу карьеры Бориса в органах государственной безопасности.

Получив неполное среднее образование (7 классов), Б.Я. Краснощеков поступил в Киевское пехотное училище, которое он окончил в 1935 г., но затем по болезни был уволен из рядов Красной армии. Устроившись нормировщиком на Днепровский алюминиевый завод в Запорожье, он возглавил заводскую комсомольскую ячейку, а в 1939 г. по направлению партийной организации завода поступил в Могилевскую межкраевую школу НКВД (с февраля 1941 г. — НКГБ), которую окончил в марте 1941 г. со званием лейтенанта госбезопасности. К этому времени Борис успел обзавестись семьей: он женился на Ольге Филипповне Чарной, 1917 года рождения, которая родила ему дочь Людмилу. Семья проживала в Могилеве по месту учебы Бориса[259]

.

Первая служебная командировка новоиспеченного офицера госбезопасности была связана с большой работой по «очистке от вражеского элемента», которую органы НКВД — НКГБ проводили в недавно присоединенных Прибалтийских республиках. От Московского управления НКГБ Краснощеков был направлен в Вильно, где проработал вплоть до начала войны с Германией, внеся свой скромный вклад в проводившиеся в это время массовые депортации в Сибирь десятков тысяч жителей Литвы, чья благонадежность не внушала доверия новым властям. Тех, кого не успели депортировать до начала военных действий, расстреляли в тюрьмах. Извлечение их тел из тюремных подвалов было запечатлено потом немецкими фронтовыми кинооператорами как свидетельство преступлений сталинского режима. Надо полагать, что по долгу своей службы Краснощеков не мог остаться в стороне от этих убийств. В одной из своих автобиографий, он указывал, что начало войны застало его в г. Ломже Белостокской области, где он, по всей видимости, и принимал непосредственное участие в подобного рода мероприятиях.