Посох Богов

Поэт вошёл в покои царицы, гремя тяжёлыми оковами, бледный, но по-прежнему утончённо красивый. Он почтительно поклонился царице и встал у входа, опустив вниз белокурую голову. Царица проворно и гибко, невольно стараясь казаться моложе, поднялась с ковра и направилась к нему с возгласом:

— О, мой бедный Алаксанду! Я не верю, не верю ни одному обвинению! Скажи, что тебя оболгали!

— Я ни в чём не виноват, великая царица, — искренне ответил Алаксанду.

Кали подошла к юноше непозволительно близко и стала озабоченно рассматривать его:

— Ты бледен. Тебя плохо содержат? — спросила она. — Я прикажу принести тебе всё необходимое и кормить тебя едой с царской кухни. Я велю строго следить за этим.

— О, не беспокойся, милостивая царица, мне ничего не нужно, — возразил троянец, в душе искренне благодарный царице за материнскую заботу.

— Нет-нет, тебя должны содержать хорошо, чтобы ты не заболел. Ах, если бы лабарна не был сейчас в походе! Я бы немедленно убедила его в твоей невиновности и уговорила отпустить тебя. Я знаю, знаю, что ты не мог совершить такое… преступление. Скажи, — царица пристально посмотрела в голубые глаза юноши, — кто мог оговорить тебя? У тебя есть враги?

— Нет, великая царица, у меня нет врагов, — ответил поэт и добавил. — А друзьям я верю.

Кали отошла к окну. Она была слишком взволнована и не хотела, чтобы юноша видел, как она трепещет от чувств, которые взрослая женщина и повелительница империи, не должна показывать мальчишке. Но жажда безграничного обладания предметом своей страсти затмевала её разум. Она, царица земель Хатти, влюблена как девчонка, и нет у неё власти внушить ему ответное чувство.

«Обратиться к колдуну? — думала Кали. — Нет, никогда. Колдун коварен, его глаза полны угрозы, я не доверю ему эту тайну. О, если бы я была тавананной!»

— О, если бы я была тавананной, — вслух произнесла царица.

Алаксанду в ужасе отступил назад. Он не должен слышать эти слова!

— Я смогла бы уберечь тебя! Никто бы не посмел прикоснуться к тебе! — она повернулась к юноше. Едва уловимая тень коснулась красивого лица могущественной женщины.

«Кроме меня», — добавила она без слов, одними глазами.

Поэт молча взирал на свою грозную покровительницу.

Между тем, царица продолжала наступать.

— Ты говоришь, что у тебя нет врагов. Но ты так молод и неопытен. Что ты знаешь о врагах? А что ты знаешь о друзьях?! Знаешь ли ты, Алаксанду, как опасны порой бывают друзья?

Царица замолчала ненадолго и затем продолжила наступление, решившись задать главные вопросы:

— В последнее время тебя часто видят с Асму-Никаль, дочерью виночерпия Тахарваиля. Асму-Никаль красива. И умна. Хорошо образована, — говорила она, мысленно ужасаясь сказанному.

«Неужели я ревную? Я, царица Кали, могущественнейшая из женщин страны Хатти! Неужели молодость всегда тянется к молодости!»

— Ты влюблён в неё? — наконец, задала она прямой и острый как стрела вопрос, и подошла ближе, чтобы не пропустить ни малейшего движения молодого человека.

Алаксанду понимал, что не должен говорить правду, но и лгать не мог. Он не знал, что делать. Поэт лишь закрыл глаза, чтобы скрыть правду, вырывающуюся наружу невольным блеском глаз при одном лишь звуке имени его возлюбленной.

— Ты молчишь, — не дождавшись ответа, царица горестно продолжала, чувствуя правду. — Значит, влюблён.

Алаксанду замер. Он понял, как опасно теперь каждое произнесённое и услышанное им слово. Тогда Кали подступила к нему с другой стороны.

— Тебе известно о том, что у Асму-Никаль есть некая бесценная, очень древняя вещь?

Царица осторожно подбиралась к ещё одному важному для неё вопросу.