Посох Деда Мороза

Она тянула шею вослед его прыжкам, хохотала, перекатывалась со спины на живот, вскакивала, замирала, вскрикивала, хваталась ладонями за щеки, и – застывала, когда за спиной красавца и баловня фортуны Кристиана Сирано с болью рассказывал Роксане о своей любви…

– Что я скажу? Когда я с вами вместе,

Я отыщу десятки слов,

В которых смысл на третьем месте,

На первом – вы и на втором – любовь.

Что я скажу? Зачем вам разбираться?

Скажу, что эта ночь, и звезды, и луна,

Что это для меня всего лишь декорация,

В которой вы играете одна!

Что я скажу? Не все ли вам равно?

Слова, что говорят в подобные мгновенья,

Почти не слушают, не понимают, но

Их ощущают, как прикосновенья…

Сейчас, по ходу сцены держа ворох пламенных кудрей где-то на обочине взгляда, он вдруг подумал, что Роксана вовсе не должна быть томной шатенкой, как ему представлялось раньше. Да, вот какой она должна быть – рыжей, худой, светящейся в ночи, как факел…

– Я чувствую, мгновенья торопя,

Как ты дрожишь, как дрожь проходит мимо

По ветке старого жасмина…

– Ну, подавай текст Роксаны, – бросил он вдруг на ходу: – «Я плачу… Я дрожу…»

– Как это?! – прошептала она, округляя глаза. – Когда? Что… как – сейчас?..

– Подавай текст! – крикнул он раздраженно: – «Я плачу… Я дрожу…»

– Я… п-плачу… Я дрожу…

– «И я люблю тебя».

– Кто? – ты… он – меня?!

– Вот дура! Да не я и не он! Это реплика Роксаны, я-то свои сам подаю. Давай снова, ну! «Я плачу, я дрожу, и я люблю тебя…» Поняла?

– Поняла! – вдруг проговорила она твердо, вскочила с мата и всем телом подалась вперед, обняв себя за плечи, словно удерживая: – Я… плачу… Я дрожу… – проговорила она с отчаянием в голосе, и вправду дрожа всем телом. – И… и я люблю тебя!

– Молодец! – резко бросил он, нырнул под брусья, перевернулся, повис вниз головой… и еще минуты две продолжал читать текст таким вот манером.

…Все четвертое действие – «Осаду Арраса» – артист ТЮЗа Михаил Мартынов прочел, раскачиваясь на канате, чуть ли не под потолком. Он срывал с головы бронзовый скальп Фриды Савельевны за два рубля тридцать пять копеек, размахивал им, как белым шарфом графа де Гиша, оплакивал гибель Кристиана, заставлял Таню подавать реплики снизу. Задрав голову, не отрываясь ни на миг, она следила за малейшим его движением, чтобы не прозевать того сладостного момента, когда должна будет вступить:

– Но как я вас нашла? Передо мною

Лежала Франция, истощена войною.

Меня вели к вам нищие поля.

И если это воля короля —

Все эти стоны, жалобы и боль

Земли, разорванной на части, —

То мой король Любви – единственный король,

Который, может быть, заслуживает власти!

За окнами спортивного зала валил, крутил, метался густой снег. И если б кто-нибудь решил заглянуть в одно из этих окон, он увидел бы странную картину: мечущегося по залу молодого человека с накладным носом, с палкой в руках, с волосами дикого красного, не существующего в природе оттенка, и рыжую девочку, что бегала за ним по пятам, как собачонка…

– И финал… – тяжело дыша, проговорил Миша. – Действие пятое, сцена шестая… Прошло четырнадцать лет… Монастырь, где Роксана укрылась в трауре по своему Кристиану. Суббота, и, как обычно, ровно в четыре она ждет в гости Сирано, чтоб он развлек ее своей «газетой» – просто хроникой светских новостей… Она ждет его ровно в четыре, но… его убивают наемные убийцы!

– Как?! – воскликнула Таня.

– А вот так. Бревном по башке.

– И… они не увидятся?! И Роксана так и не узнает, кто писал ей письма?!

– Спокойно, узнает… Он притащится из последних сил… Он прита-ащится! – простонал Миша, опираясь на посох Деда Мороза и хромая, подволакивая ногу, достиг брусьев, припал к ним, повис на них…