— Одна у тебя голова. Одна, — как маленького успокоил его посох. — Пока здесь нет этого дурака, давай посмотрим, что стояло на алтаре, до тех пор пока ты не изволил там приземлиться.
— Пойдем. Посмотрим, — покорно согласился Курт.
Он встал. Тело было как с чужого плеча: там жмет, тут болтается.
"Придется поверить, что все это хозяйство — мое, " — мрачно подумал он, шагая к алтарю.
За алтарем лежала лицом вниз каменная статуя.
— Подними ее, — предложил Мур.
— Тяжеленная небось, — вздохнул Курт. — Может жреца дождемся?
— Лучше бы нам разобраться, что к чему, до его прихода, — заметил Мур. — Да ты не руками, ты магией подымай.
— Магией? — удивился Курт. — А как?
— Обыкновенно, — отозвался посох. — Как все маги. Берешь и подымаешь. Что тут необычного?
— Но… я же не умею, — удивился Курт.
— Теперь умеешь, — поведал Мур. — Вера этих людей сотворила из тебя Бога Повседневных Мелочей. А он умеет, можешь не сомневаться.
— Но… я просто не знаю как приняться за дело…
— А ты принимайся, — посоветовал посох. — Начнешь делать — разберешься.
Курт наклонился над статуей.
«Я бы хотел поднять тебя.» — собирался проговорить он. Но его язык вместо этого, словно бы сам собой, выдал до того странно звучащую фразу, что Курт аж вздрогнул. Этаких словечек он отродясь не слыхивал. И не говаривал. Уж это точно. И не стал бы говаривать. Это все язык проклятый. Да за этакие словечки в любом денгерском трактире мигом по роже дадут, да так, что добавки уже не потребуется.
«Магия.»
Тут Курт вздрогнул еще раз — потому что статуя шевельнулась и стала медленно подыматься. А потому как он все еще оставался в согнутом положении, она неслабо треснула его своей каменной лбиной прямиком по башке. Курт взвыл и рухнул на задницу. Пол и не пытался прикинуться периной. Он был тверд, как и подобает подлинному храмовому полу, о который верующие поколение за поколением должны расшибать свои лбы, демонстрируя преданность и усердие в вопросах веры. Зато если божеству самому случается приложиться о собственные установления и порядки…
Курт взвыл еще раз и схватился за оба пострадавших места сразу. Мур хохотал.
А потом замолк.
— Что, ехидством своим подавился? — простонал Курт, потирая ушибленные места.
— Курт, посмотри на нее, — тихо попросил Мур.
— На кого? — не понял Курт.
— Да на статую, — вздохнул Мур. — На статую посмотри.
Курт посмотрел.
— Ой, — жалобно сказал он.
— Ага, — промолвил Мур. — «Ой» — и больше ничего… а что тут еще скажешь?
Статуя была точной копией Курта. Абсолютной.
— Послушай, Мур, — нерешительно начал Курт. — Но… ведь я — это не он? Ведь не он же?!
— Не он, — твердо ответил Мур. — Хотя доказать это будет трудно. Я бы даже не стал пытаться.
— Поклянись, что я — не он! — потребовал Курт.
— Клянусь, — вздохнул посох. — Не дури, Курт. Ты отлично знаешь, кто ты есть. Не дергайся, ладно?
— Неудивительно, что они не удивились, — сказал Курт.
— Неудивительно, — согласился Мур. — Было бы куда удивительнее, если бы они удивились.
— И что теперь делать? — проговорил Курт.
— Мы ведь уже говорили об этом, — заметил посох. — У тебя опять с памятью проблемы? Прочистить?
— Нет уж! Спасибо. Твои методы прочистки…
— Но ведь действует!
— Оставим эту тему, — с легкой угрозой в голосе проговорил Курт. — Я помню, о чем мы говорили. Я о другом спрашиваю.
— О чем же?
— Статуя.
— Что — статуя?
— Ну… ее увидят. Все поймут, что я — самозванец.
— Это было бы не так плохо, — вздохнул посох. — Вытолкали бы тебя взашей, и дело с концом. Богохульство, конечно, грех серьезный, но смертная казнь у них здесь не в ходу. Это ж тебе не Храм Бога Смерти на каком-нибудь диком юге. Увы, боюсь, богохульство нам не светит. Так что придется тебе отработать свое воплощение по полной программе.
— Но если они увидят статую, разве они не поймут…
— Изображение Бога не отрицает его существования. А также его возможного воплощения. Ты слишком похож на эту статую, в этом вся беда. Иначе тебя просто согнали бы утром с алтаря. Ну, поколотили бы, как воришку, — сказал Мур. — Вот увидишь, никто ни о чем и не спросит. Для них статуя — все равно что твой портрет. Не будешь же ты утверждать, что если с кого нарисован портрет, то его, значит, уже и не существует?
— Не буду, — сказал Курт и вздохнул. — Нет, ну почему мне так не везет?
Тем временем с вожделенной бутылкой вернулся жрец. При этом он смотрел на нее такими глазами, что Курту не потребовалось божественного всеведенья, дабы постичь глубину страданий несчастного.
«У бедняги такое же жуткое похмелье, как у меня.»
Впрочем, у самого Курта похмелье каким-то волшебным образом рассосалось. Боги все же не чета людям и куда как покрепче будут до разных там нектаров, амброзий и прочих непотребных самогонов самопроизвольного изготовления.
Жрец протянул бутылку своему Богу. Протянул, как умирающий, отдающий последний глоток воды. Курт уже хотел заявить, что ему не нужно, когда услышал тихий голос в голове.
«Символический глоток. Иначе его жертва потеряет цену.»
«Спаибо, Мур. Я — идиот.» — подумал Курт и, приняв бутылку, смочил свои губы вином.