Посол. Разорванный остров

— Я весь в предвкушении блаженства, — в тон французу ответил Берг. Накануне он весьма удачно отдал в заклад парижскому ростовщику свои золотые часы и в будущее глядел пока с оптимизмом.

В ресторанчике отставной сержант Буффье произвёл небольшой переполох. Потребовал заменить скатерть, на которой углядел еле заметное пятнышко, с пренебрежением охарактеризовал отлично вычищенные столовые приборы, попробовал и с негодованием отверг два сорта вина, поданные к столу лично хозяином. Лишь третья бутылка произвела на старого сержанта впечатление, и он, словно нехотя, кивнул головой.

Хозяин ресторана прислуживал привередливым гостям с почтением, однако от Берга не укрылась лёгкая саркастическая улыбка, с которой он поглядывал на суету Франсуа Буффье.

Принесли закуски, и француз первым накинулся на угощение, не прекращая трещать без умолку. И только после второго стакана вина, словно спохватившись, он подозрительно уставился на Берга:

— Простите, штабс-капитан, но я так и не расслышал… Кто, вы говорили, вам рекомендовал меня?

Берг про рекомендателей пока и не упоминал, но к такому вопросу был готов. Руководствуясь логическими умопостроениями, дедукцией, а более всего интуицией, он предположил, что Франсуа Буффье, обретаясь в Японии в составе французской военной миссии, вполне мог быть знаком с Эномото Такэаки. Да и Асикага явно искал в Париже людей, знавших Эномото. Его имя, конечно, было не более чем «выстрелом наудачу»: французский наёмник мог и не знать морского офицера Эномото. Тогда у Берга был запасной вариант — мифический шурин-моряк, якобы служивший на русском корабле и часто бывавший в Японии.

— Господин Буффье, не говорит ли вам о чём-либо имя Эномото Такэаки? — с многозначительной улыбкой закинул удочку Берг.

— Боже мой… Эномото… Разумеется, я знаю его! И даже можно сказать — был близко знаком с ним. Другом он мне, разумеется, не был — понятие дружбы японцам, по-видимому, вообще не ведомо — во всяком случае, в отношении с иностранцами, которых они даже в глаза называли не иначе как красноголовыми варварами, ха-ха! Да, я хорошо помню Эномото. Многие в те годы называли его иначе, Буё.

— Буё? — переспросил озадаченный Берг. За несколько месяцев знакомства с Эномото он ни разу не слышал этого имени.

— Да, Буё[65]. Откровенно говоря, я даже не знаю, что это — второе имя, прозвище, или ещё какая-нибудь японская причуда, — Буффье покачал головой, налил себе полный стакан вина, и, не обращая внимания на гостя, без церемоний выпил. — В последний раз мы виделись с ним, по правде сказать, при весьма грустных обстоятельствах. Гм… В японской тюрьме, признаться… Но откуда, позволю себе спросить, вы-то его знаете, господин штабс-капитан? Вы, кажется, не упоминали, что бывали в Японии? И вообще — я не думал, что Буё жив.

Берг, услыхав про тюрьму, едва удержался от изумлённого возгласа. Выстраивая дальнейшую беседу, он нарочито медленно разлил вино, отсалютовал своим стаканом собеседнику и начал смаковать солнечный напиток.

— Ну, с Эномото-то всё понятно, — неопределённо заметил он. — А как вы-то, сержант, очутились в японской тюрьме? Всё-таки иностранный подданный, служили там по контракту, я полагаю…

— Иностранный подданный? Да кто из власть имущих в Японии обращал на это внимание? Тем более когда в стране творился такой кавардак! Я до сих пор не знаю, кого из святых благодарить за то, что мне тогда удалось унести от этих самураев ноги, штабс-капитан!

Залпом выпив ещё стакан вина, Буффье рассказал Бергу короткую историю своей японской авантюры.

Французская военная миссия в Японию была сформирована в 1868 году: сёгунат попросил Наполеона III оказать техническую помощь в строительстве в Иокосуке артиллерийских арсеналов. Попутно французов попросили организовать обучение японской армии европейским приёмам военных действий.

Кроме командира, в состав миссии вошло 16 человек. Это были четверо экспертов-офицеров из пехоты, кавалерии и артиллерии, десять унтер-офицеров и два нижних солдатских чина. Французы отбыли из Марселя 19 ноября 1868 года и 13 января сошли на берег в Иокогаме. Миссия, кроме руководства инженерными и строительными работами, активно обучала элитное подразделение сёгуна Токугавы Ёсинобу европейским приёмам ведения сражений.

— Уже в то время в Японии было неспокойно, — вспоминал Буффье. — Я, штабс-капитан, не очень-то вникал во всю эту азиатскую политику. Но даже нам, иностранцам, было ясно: стычки между разными кланами сёгунов вот-вот приведут к открытой войне. Токугаве, на которого мы работали, противостояла мощная коалиция сторонников японского императора. Чтобы вы знали, штабс-капитан, своего императора-то почитали все японцы, однако до начала военных действий этот самый император был не более чем знаковой фигурой без реальной власти. Вроде некоего идола, задвинутого на дальнюю полку. А сёгуны, поделившие всю Японию на свои земельные наделы, не очень-то жаждали объединения страны и лишения, таким образом, привычных привилегий и богатства. И между собой эти самураи всё время грызлись, как вы понимаете.