Посол Урус-Шайтана

Испокон веку кровожадные татарские ханы и мурзы, а также турецкие паши да султаны разоряли нашу землю, старых и младых убивали, а сильных и здоровых на арканах тащили в агарянскую122 неволю. Испокон веку, запорожское войско разбивало татарские отряды и вызволяло из тяжёлого полона тысячи невольников, громило города и села Крыма и Турции, отплачивало мурзам и пашам за невинную кровь людей наших. Да и сама Сечь возникла потому, что нужно было обороняться от лютых захватчиков с юга. И жить будет Сечь до тех пор, пока существует эта смертельная угроза… А сейчас, как вам известно, братья, нечестивый султан турецкий нагнал на Украину войск множество. Чёрная мгла покрывает наши степи! Визирь Мустафа поклялся бородою пророка вытоптать конями всю нашу землю от Каменца до Полтавы, от Запорожья до Киева! И вот теперь султан предлагает нам… Но лучше сами послушайте, что пишет этот нехристь. Писарь, читай!

Писарь вышел из-за стола, расправил свиток пергамента, начал читать.

— «Я, Султан Магомет Четвёртый, брат солнца и луны, внук и наместник божий, повелитель царств — Македонского, Вавилонского, Иерусалимского, Большого и Малого Египта, царь над царями, повелитель повелителей, никем не превзойдённый и непобедимый рыцарь, неотступный защитник гроба Иисуса Христа, любимец самого бога, надежда и утешение всех мусульман, гроза и в то же время великий защитник христиан, — повелеваю вам, запорожские казаки, по доброй воле сдаться мне без малейшего сопротивления и своими набегами мне больше не досаждать. Султан турецкий Магомет Четвёртый».

Могильная тишина, царившая, пока писарь читал письмо, продлилась на какую-то минуту и после этого. Потом площадь взорвалась как вулкан. Словно треснуло, раскололось небо от молнии и покатился гром!

Что произошло на Сечи!

Толпа — казаки вмиг нарушили строй — забурлила, заклокотала. Поднялся неимоверный гвалт. Гневные выкрики, оскорбительная брань, угрозы неслись со всех сторон. Никто никого не слушал. Каждый старался крикнуть так, чтобы его обязательно услыхали на берегах Босфора.

Но постепенно негодование перешло в удивление, а удивление — в громовой, повальный хохот.

Первым громко рассмеялся старый Метелица.

— Га-га-га! — заколыхался он, хватаясь за тучный живот. — Ну и насмешил, клятый нехристь! Ну и отколол, свиное ухо!.. Га-га-га!..

Дед Шевчик согнулся до земли:

— Хи-хи-и-и!.. Ой, братцы, дайте ковш горилки, бо не выдержу — смехом изойду!.. Хи-хи-и-и!..

— Го-го-го! — забубнил, как в бочку, Товкач.

Раскатисто заливался весёлый Секач.

Вокруг ревело, клокотало, бурлило, плескалось человеческое море.

Но вскоре неудержимый смех постепенно стал сменяться опять на злые выкрики. Звенигора стукнул кулаком по рукояти сабли, со злобой крикнул:

— Ишь куда загнул, шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ и самого Люцифера секретарь! Сдаться!..

— А дули с маком не хочешь? — поддержал его Секач.

— Вавилонский ты кухар, арапская свинья, а не рыцарь! — потрясал громадным кулачищем Метелица.

— Каменецкий кат123!

— Подолийский ворюга!

— Самого аспида внук и всего света шут!

— Свиное рыло!

— Кровожадная собака!

Со всех сторон неслись выкрики, смех, ругань. Каждый старался побольнее досадить далёкому, но такому ненавистному султану. Серко, весело сверкнув глазами, крикнул писарю:

— Пиши! Записывай быстрее! Это же такой ответ, что султану от него тошно станет! Ха-ха-ха!.. Ишь, а мы думали-гадали, как ответить!..

Писарь схватил белое перо, начал быстро-быстро писать. А отовсюду летело — с гиканьем, свистом, язвительными прибаутками:

— Македонский колёсник!

— Некрещёный лоб, чтоб забрал тебя черт!

— Свиное рыло! Га-га-га!

— Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! Ге-ге-ге! Хе-хе-хе-е-е! — на все лады смеялись казаки.

Серко поднял булаву. Шум начал стихать. Все ещё содрогаясь от смеха, кошевой вытер от слез глаза, промолвил:

— Спасибо, братья! Вот так ответили! Писарь, записал?

— Записал, батько!

— Ну-ка, прочитай! Как это вышло по-учёному?

Запорожцы вновь разразились хохотом. А писарь встал, заложил перо за ухо, поднял руку. Постепенно шумливая толпа угомонилась.

— «Запорожские казаки турецкому султану, — начал читать писарь. — Ты — шайтан турецкий, проклятого черта брат и товарищ и самого Люцифера секретарь. Який же ты, к черту, рыцарь, ежели голым з…м даже ежа не убьёшь? Не будешь ты достоин сынами христианскими владеть! Твоего войска мы не боимся, землёй и водою будем биться с тобою! Вавилонский ты кухар, македонский колёсник, иерусалимский броварник124, александрийский козолуп125, Большого и Малого Египта свинарь, татарский сагайдак126, каменецкий кат, подолийский ворюга, самого аспида внук и всего света и подсвета скоморох, а нашего бога дурень, свиное рыло, кровожадная собака, некрещёный лоб, чтоб забрал тебя черт! Вот тоби казаков ответ, плюгавец!.. Числа не знаем, бо календаря не маем127, месяц на небе, год в книге, а день — такой у нас, как и у вас, поцелуй за то вот куда нас!»

Последние слова потонули в буйном реготе, вырвавшемся из тысяч крепких казацких глоток.