Посреди земли

Взгляд женщины застыл на лице мужа. Ей послышался гул в небе, плач, а глаза словно заволокла пелена. Она вновь почувствовала затхлый запах подвала. «Над тем, другим…» В тишине раздался тонкий детский плач. Она попыталась заставить ребенка замолчать. «Не реви, да не реви же ты». Она боялась, что крик сына выдаст их. Этот жалобный детский плач. И даже обрадовалась, когда начали рваться бомбы, в их грохоте потонули звуки плача. Однако вскоре вновь наступила тишина, мертвая тишина, самолеты улетели. А ребенок плакал все сильнее. «Может, он чует что?» В руках у свекрови замерли четки. Этушка чуть ума не лишилась. «Замолчи, не плачь, перестань, сыночек, ну, не плачь же!» Она трясла ребенка, прижимала к себе, ласкала его. А маленький человечек по-прежнему закатывался, не умолкал. Этушка сама расплакалась, закусив губу, скулила. «Замолчи, малыш! Не плачь! Нельзя! Не губи же меня, сыночек!» Она трясла младенца. Свекровь опять начала перебирать четки: «Верую во единого бога». Лицо у ребенка покраснело. «Видит бог, чует он чего-то». «Да ну же, оставьте, будет вам, мама!» И она отчетливо увидела Имре, вот он встает из-за стола, берет походную амуницию и выходит за калитку. Она запела: «Спи-усни, мой сынок, пусть тебе привидится небесный ангелок!» И пела все громче и громче. А ребенок продолжал кричать, и лицо у него стало багровым. А свекровь чаю принесла понапрасну, ни к чему тот чай был. «Ну, не плачь же, Христом-богом молю!» — У Этушки по лицу катились слезы. Она решила дать ребенку грудь, да молока не оказалось, пропало. Голова кружилась, уже и сил не было держать младенца. Ночь. Врача бы… Да где же его найти и как привезти сюда? «Верую…» — «Ох, мама, прошу вас, мама, молитесь про себя, не то я ума решусь!» — «Когда так-то, вслух надо, дочка, вслух…» И все же свекровь перешла на шепот. Ребенок скулил, хрипло взвизгивал. Когда наконец забрезжил рассвет, они увидели, что маленькое его личико и вовсе уж посинело. Этушка, себя не помня, схватила малыша, прижала к себе: «Не плачь, ну, не плачь же! Жив твой отец! Ничего с ним не случилось!» Теперь она слышала только рыдания младенца, а близкие разрывы бомб воспринимала, как глухое гудение осиного гнезда. Свекровь положила на младенца четки и иконку девы Марии. «Это поможет, беспременно поможет. Пресвятая дева поможет дорогому нашему Имрушке». — «Уберите это отсюда!» У нее и вправду, верно, рассудок помутился, потому что Этушка дико вдруг закричала. И вновь перед глазами ее всплыло лицо Имре, походное снаряжение, калитка, которая захлопывается за ним. Лицо у ребенка стало совсем синим. У Этушки вырвались рыдания. «Ну, чего ж ты не замолчишь никак, чего? Я же здесь, сынок, вот она, здесь же я!» Но слез у нее не было. Слезы тоже пропали, иссякли. Свекровь, забившись в угол, зажмурившись, вздрагивала всем телом. «Святая дева Мария, спаси и помилуй Имре и малыша нашего…» Бомбы вдруг перестали рваться. Наступила тишина, тяжелая и вязкая, словно топь. Только ребенок надрывался от крика, он сорвал голос, и плач его напоминал теперь скрип колодезного журавля, которым играет ветер. Потом она потеряла сознание. Трое суток держалась, а тут сдала враз. Увидела багровое личико сына с белоснежным нимбом над головой, а потом все померкло перед глазами. Мальчик тихо отошел. Устал от крика. Уснул без чая, молока, без песни колыбельной. Свекровь привела ее в чувство. «Теперь уже он, поди, с ангелочками играет…» И тогда Этушка заметила: личико у Имрушки не багровое, а белое-белое. Неподвижная чайка. Шелестели бусины четок… «Спи спокойно, первенец мой… спи спокойно…» Она и не знала, что беззвучно раскрывает рот. На кладбище отдыхали русские солдаты, что-то ели там. Маленький белый гроб. Его нес осторожно под мышкой сосед. Могила была не глубже ямки картофельной.

Над тем, другим морем, были тучи. Над другим морем.

Но здесь светит солнце! Летают чайки! Белоснежные!

Надо что-то сказать.

— Я позабыла мальчику объяснить, в какую корзину складывать яйца.

— Как-нибудь разберется.

— Пятьдесят штук я отложила на тесто — лапшу месить. Коли перепутает все, не знаю тогда, что и делать?

— Разве не все равно, из каких яиц делать тесто?

— Как же это все равно!

Муж того не понимает, что мальчик, он ведь забыть может. Хотя она все ему прописала. И записку ту на буфет положила. Что и когда есть, что в кладовой, а что в холодильнике, когда надо в магазин сходить и что купить там. Молоко, к примеру, покупать надо. В субботу пойти на кладбище, полить там все. А вот о яйцах она позабыла. Что же теперь будет?!

Нет, зря они все же поехали. Не нужно им это. Арендаши — те совсем другие. У них ни детей, ни скотины, ни сада. «Этушка, там же вода голубая! Чистая-чистая, прозрачная вода! А улицы! Магазины, витрины!» Но Этушка все думала о чайках. В горах ведь нет чаек. Потому она и согласилась поехать к морю. Из-за чаек. Потому, что в горах их нет. Но о чайках она никому ни словом не обмолвилась. Сидя в машине, она считала иностранные деньги, прикидывала.