Со смешанным чувством Козма неподвижно смотрел на голубоватый дымок сигареты. Ему было очень жаль Эву, ее судьба огорчила его. Но огорчение было не слишком глубоким, ибо к нему, к огорчению, примешивалась мысль о его собственной пенсии. Он получал две тысячи четыреста форинтов. Это была хорошая пенсия, и она, разумеется, радовала его. Так что он одновременно и огорчался и радовался. И вдруг он подумал о Неке, о храмовом празднике, о Лайоше Шетете, припомнил простой и надежный, такой устойчивый деревенский быт. И когда он заговорил, то сам удивился, услышав собственный голос:
— Сегодня я уезжаю в Неку, Эви. А ты оставайся здесь, отдыхай, наслаждайся покоем. Еда в доме есть: консервы… вино…
— Почему так внезапно?
— Видишь ли, Эви, в день девы Марии в Неке бывает храмовой праздник. И я на него приглашен, потому что когда-то был в Неке младшим учителем.
Йожеф Козма скорее почувствовал, чем заметил в глазах Эвы тень, почти неуловимую тень еще не обозначившегося упрека. Но это его не заботило. Он наполнил стаканы вином и стал думать, каким поездом ехать в Неку. Неторопливо, глотками отпивая вино, они сидели за столом и молчали.
Перевод Е. Терновской.
Иван Болдижар
Родился я в Будапеште в 1912 году. Занимался я многим, особенно в первой половине своей сознательной жизни, но обычно не тем, о чем писал. Я был студентом-медиком, студентом-филологом, укладчиком мостов, репетитором, организатором библиотек, журналистом, стенографистом, социографом деревни, коммивояжером, солдатом, дезертиром, участником Сопротивления. Я был членом национального комитета, младшим редактором, редактором, главным редактором, делегатом Конгресса в защиту мира, борцом за мир, государственным секретарем министерства иностранных дел, делегатом ЮНЕСКО, членом Европейского культурного сообщества, вице-президентом Совета Мира, президентом венгерского «Пен-клуба». Я был лауреатом премий Ференца Рожа, Аттилы Йожефа и Государственной премии. Я был удостоен звания почетного доктора «Union College» в США.
Как явствует из приведенного перечня, меня весьма привлекала политика. Точнее, общественная жизнь. Еще точнее, судьба родины и судьба человечества. Страстный интерес к этой теме всегда был путеводной звездой венгерских литераторов. Во мне же, наверно, политическая артерия затмила писательскую жилку. И должно быть, поэтому еще в тридцатых годах я стал социографом деревни, исследовал бедственное положение венгерских крестьян, ездил в Румынию, посетил Данию, страну богатых крестьян. Результатом этих поездок явились социографические работы: «Тиборц» (1937) и «Страна богатых крестьян» (1939).