Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли

Ризома, по Делезу и Гваттари, есть «семиотичное звено, как клубень, в котором спрессованы самые разнообразные виды деятельности— лингвистической, перцептивной, миметической, жестикуляционной, познавательной. Самого по себе языка, его универсальности не существует, мы видим лишь состязание диалектов, говоров, жаргонов, специальных языков», которые, «словно крысы, извиваются одна поверх другой».

Ризоморфная среда — это «мир без стержня», постоянные пульсации хаотических, не ориентированных состояний, которые подходят вплотную к моменту самоорганизации, но всякий раз снова низвергаются в плоский хаос, чтобы потом снова попытаться создать из плоскости рельеф. Этот рельеф иногда почти

создается, но натяжение поверхности никогда не разрывается окончательно: и горы, и моря, и овраги и холмы всякий раз неизменно оборачиваются безупречной плоскостью экрана. Ризома в отличие от «вещи» может симулировать рассудок, но эта симуляция составляет не фатальность, но свободную прихоть незаинтересованной игры.

От высшего тождества к симулякрам. «Бесовская текстура»

Итак, окинем взглядом, как происходит трансформация гносеологических моделей. В манифестационизме премодерна субъект и объект совпадают в имманентном, божественном бытии. Через них происходит замкнутый цикл сознания вокруг великого тождества.

В креационизме возникают первые преграды: трансцендентный Бог отделен от тварного субъекта (человека) и от тварного объекта (вещи). Познание свершается под эгидой веры, гносеологических стратегий, центрированных в акте креации.

Эпоха модерна, автономный рассудок освобождает нас от трансцендентности и креационизма, и между объектом и субъектом остается лишь процесс мышления. У Канта происходит автономизация мышления и ставится под вопрос субстанциальность субъекта и объекта. У Соссюра на место мышления заступает язык, и постепенно субъект и объект в постмодерне, в конце концов, исчезают, и на их место приходит текст.

Текст постмодерна воспроизводит виртуальную реальность (гиперреальность) на основе симулякров и представляет собой шизоаналитическую гладкую поверхность, в которой резвится ризома. Это и есть поле постгносеологии, теория познания и наука в парадигме постмодерна.

Трудно представить себе познание, в котором нет субъекта и объекта, представить себе осмысление реальности, где нет того, кто осмысляет, и нечего осмыслять.

Всё это переводит нас в сферу новой «паралогической» эпистемы, где остается единственное поле «бесовской текстуры», в которой развертываются игры того, у чего нет имени. «Бесовская текстура» — характерное выражение философии постмодернизма. Когда у текста исчезает автор, никто не может сказать, откуда берется текст. И если текст содержит признаки «жизни», то эту жизнь проще всего приписать полусуществующей фигуре демона, беса. В постмодерне «бесовская текстура» заполняет собой все. Пространство для дистанции в отношении нее, для ее критики сузилось до бесконечно малой величины, если не сказать страшнее — исчезло вовсе. Это требует от нас очень тонкого, внимательного и пронзительного отношения к постгносеологии.

Завтра, которое наступило

Уместно задать вопрос: до какой степени постгносеология является предвосхищением будущего, которое может оказаться ложным, а в какой степени это уже нечто свершившееся? Надо сказать, что в философском смысле парадигма постмодерна уже несколько десятилетий является в Европе и США мейнстримом интеллектуального направления. Постмодерн принят безоговорочно, без уточнения отношения к нему — он вдохновляет революционеров, менеджеров, узких специалистов, философов и интеллектуалов самых разных направлений. Постмодерн — это общераспространенное состояние современного западного человека, желающего иметь мало-мальски стройную картину мира.

Еще Шекспир, гениально заглядывая в постмодерн, в «Макбете» говорил, что «мир — это история, рассказанная идиотом». Гносеологические парадигмы, которые здесь описаны, не являются произволом какой-то группы сбрендивших философов. Сам ход изменения структуры познания и логика развертывания различных эпистем при переходе от парадигмы к парадигме приводят нас к тому, что постгносеология не является случайным и чисто умозрительным явлением. Постгносеология, которая своей тьмой всё более и более отчетливо проясняется вокруг нас, в нас, против нас, является тем единственным, с чем нам в самое ближайшее время придется иметь дело. Никакого пространства, кроме ризоморфного, вот-вот не останется, и против раскрепощенных шизоанали-тических масс не сможет выстоять никто и ничто.