Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли

Отсюда возникают идеи, обыгранные фантастами — костюма для человека-невидимки или одежды, живущей своей собственной жизнью (брюки-убийцы, галстук-отравитель и т.д.) Вообще культ одежды, который можно наблюдать в западном обществе даже сегодня, культ моды проистекает из своеобразно понятого креационизма. Поскольку нагота ничтожна — одежда является актом, учреждающим всего человека, его содержание, его форму (заметим, что греки называли «формой» качественную структуру вещи, противопоставленную материи). Отсюда современный культ портных и модельеров.

Гендерная гносеология в креационизме

Перейдем к гносеологической сфере. Что представляет собой познание в его гендерном аспекте внутри креационизма?

Ответ однозначен: это рассудочная деятельность взрослых и трезвых мужчин. Познание есть то, что производит в своем сознании мужчина. Жесткие и необратимые логические заключения, тяготеющие к строгой формализации; пренебрежение несоответствиями собственных представлений внешнему миру (стремление всё списать на несовершенство опыта или самого этого мира); гипнотическое навязывание своих взглядов другим как реализация стратегий господства и подавления; зачарованность магией собственного голоса (ложная идея о тождестве убедительно проговариваемых фраз и истины — фонологоцентризм); стремление придать индивидуальным мыслительным конструкциям статус непоколебимой ментальной очевидности; пиетет в отношении авторитета старших и сильнейших мужчин; оперирование дуальными кодами по логике «да-нет», «1–0», с автоматическим сбрасыванием со счетов того, что попадает в разряд «нет» или «0» — все это и другие формы параноидального сознания, свойственные мужскому интеллекту в креационистской культуре становятся образцовыми и единственными маршрутами познания. То, что подходит под эти категории, считается разумным. То, что не подходит, мгновенно зачисляется в раздел глупости и невежества.

Стоит только присмотреться к тому, что происходит в голове у женщины, становится понятным, откуда взялся миф о неисправимой женской глупости. Женщина мыслит совершенно не так; ее познавательные стратегии выстроены по совершенно иным траекториям. Но женское мышление имеет свою структуру, это отнюдь не хаос и не заторможенные, фрагментарные и упрощенные формы мужского мышления, это другое познание и другое мышление; не ухудшенное, а

иное.Женщина мыслит гораздо ближе к вещам мира, гораздо более гибко и тонко слушает их голос, считается с их волей. Женщина исходит бессознательно из того, что мир жив, и с этим надо считаться, мужчина же видит в нем, скорее, аппарат, который можно разобрать, собрать заново и заставить служить себе. Тип мышления, свойственный женщинам, в современной философии принято называть «шизофреническим» или «шизоидным», тогда как мужчина мыслит «параноидально».

Обратим внимание на то, как много изменилось с исчезновением сердца.

Вместо сердечного познания, вместо андрогинного начала воцарилась реальность дуальности, которая при этом ещё и утратила свои метафизические корни. В такой ситуации тотализация (женской) глупости и даже тотализация (мужского) рассудка ни к чему онтологическому привести не может. Лишь баланс, с огромным трудом поддерживающийся всеми предписаниями креационистской цивилизации, удерживает эту модель в состоянии большего или меньшего равновесия: мужчина наказывает свою жену с утра и до вечера (а та умней всё не становится и не становится), и только поэтому цивилизация не распадается. Как только он забывает это делать, цивилизация начинает трещать по швам. Так чувствуют и мыслят представители креационистского сознания (и, может быть, они — в своей парадигме — отчасти правы). Так функционирует патриархальная, рассудочная, мужская цивилизация.

Креационистские религии не просто отдают предпочтение мужской параноидальной манере мышления, но делают ее нормативной,репрессируя шизофреническое мышление женщин и оттесняя его в унизительное гетто дурости. Это в полной мере относится к схоластическим теориям, но также к самому строю западно-христианской культуры, которая отточила библейский патриархат до логического предела.

Это чрезвычайно важно для нас, так как парадигма модерна, к которой мы постепенно переходим, с её рациональностью, формализмом, стремлением навязать внешнему миру волю субъекта, в данном случае наследует именно патриархальную гносеологию, берет её за свой фундамент, причем в самой острой параноидальной форме. В этом смысле, европейский модерн продолжает некоторые стороны европейского премодерна в его креационистской форме. Это внешнее противоречие с тем, что мы утверждали до сих пор — о противоположности парадигмы модерна парадигме премодерна — легко объясняется. Мужской рационализм параноидальной гносеологии в рамках Традиции является наименее традиционным и более всего приближенным к той парадигме, которая позднее, кстати, с опорой на тот же рассудок с ярко выраженными мужскими свойствами, примется Традицию отрицать.