Постлюбовь. Будущее человеческих интимностей

Но проблема с семьёй гораздо глубже «традиционных семейных ценностей», которыми кормят жителей России, где наследие домостроя мешает принять закон о домашнем насилии. Мы видим на примере стран, где уровень насилия ниже, а понятие о семье расширяется в пользу однополых и полигамных союзов, что это не решает проблемы ни семьи как таковой, ни индивидуализированного общества, базовой ячейкой которого считается семья. Проблема с семьёй складывается как минимум из двух частей — её роли в воспроизводстве капитализма и режимов неравенства, а также её принудительного характера. Дисфункциональная нуклеарная семья как сконструированный политический институт влияет не только на людей, которые в неё добровольно или недобровольно вступают, но и на тех, кто не хочет, не может или кому отказывается в праве в неё вступать.

В шестой главе книги Ульриха Бека и Элизабет Бек-Герншейм Individualization представлена хронология того, как мы докатились до современного формата семьи. В доиндустриальных обществах люди в основном жили в расширенных многопоколенческих семействах, сосредоточенных вокруг сезонной работы; домохозяйства были самодостаточными, отдельный человек был ценен как функция в достижении устойчивости семьи или сообщества; это были тесно связанные структуры родства, и хотя насилие, злость и отвращение друг к другу вообще не были редкостью, генеральное чувство таких больших семей и сообществ — взаимозависимость. Наступает индустриализация, появляется трудовой рынок, и расширенная семья рассыпается: ориентированная на производительность система берёт за точку отсчёта отдельного человека, а не комьюнити; формируются новые принципы зависимости: мужчина отправляется на завод зарабатывать family wage, от которой зависит женщина, исполняющая домашний труд и заботу, без которых невозможна ежедневная жизнь мужчины и их детей. С конца 19 по середину 20 вв. в разных странах начинает появляться велфэр-стейт, обеспечивающий какую-то минимальную защищённость людям внутри или вне семей, даже если у них не ладится с рынком труда; это дало ещё один толчок к индивидуализации — многие получили новую степень свободы от семейств. Где-то это случилось позже, где-то раньше — как в СССР, на заре которого мерцали инициативы по полной отмене семьи и появлялись структуры расширенной поддержки, правда, к 30-м годам свернувшиеся с традиционалистским поворотом. Затем женские движения вкупе с повышением доступности образования и социальной защищённости, с одной стороны, запустили процесс эмансипации, с другой — возложили на женщин ответственность «заниматься своей жизнью» в условиях высокой прекарности, — и вот ещё одна ниточка, связывающая семьи, становится уже не такой тугой, внутри семейства становятся видимыми как минимум две разнонаправленные индивидуальные биографии. Разламывается «единство времени и места», внутри которого до этих пор практиковалась семья; с появлением у каждого члена семьи своих целей, своих мест заработка/образования/досуга, начинают приходить в рассинхрон их темпоритмы и пространственные ориентации; семья ежедневно делается одновременно в разных местах, а процесс её делания становится постоянным актом балансирования и переуточнения условий, — если люди внутри неё вообще способны на такую коммуникацию. Нарастают потоки миграции, становятся реальностью трансграничные и мультикультурные семьи, которые могут практиковать сотни разных сценариев пребывания в той или иной стране: аккультурации, интеграции или номадизма. Появляется оральная контрацепция, сексуальность отрывается от брака и рождения детей, — начинает падать количество заключаемых браков и расти количество разводов, люди живут друг с другом всё меньше и меняют партнёров всё чаще, становятся допустимыми адюльтеры и хукапы, а экономическое неравенство и неустойчивость никуда не исчезают. К текущему моменту всё это приводит к тому, что миллион вопросов в процессе делания семьи, которые раньше решались в автоматическом порядке — насилием, социальным устройством, отсутствием выбора, решением старших родственников, — теперь встают перед людьми, делающими семью; ответы на эти вопросы могут быть найдены в опыте других семей, но релевантность такого опыта с каждым годом падает под свидетельствами неустойчивости семьи вообще, а количество вопросов только растёт.