Постоянство разума

– Ну, а я никого не уничтожил в «Красной лилии»?

Мы ласкали друг друга.

– Вот я и хочу, чтобы ты знал обо всем.

– Может, я сам догадаюсь. Последние месяцы в Милане?

– О нет. В Милане я жила как монахиня.

– Ты кого-то оставила здесь? И ненавидишь воспоминания?

Она не ответила. Рука ее замерла у моего сердца. Она подняла голову, спокойно на меня взглянула, вынула у меня изо рта сигарету, затянулась и, глядя в потолок, сказала:

– Ты должен знать – это стало воспоминанием давно, когда я уезжала отсюда. Больше ничего не было. Уже тогда со всем было покончено раз и навсегда.

Я догадывался, что у самых истоков чувственной жизни Лори таилось ощущение смерти. Этого она не говорила, но я понял – в ней угасло что-то, большая печаль держала ее в плену, из которого теперь освобождала моя любовь. Я стал целовать ее губы, шею. Она противилась, хотела подняться, надеть лежавший рядом свитер. Я положил голову ей на колени, смотрел на нее снизу вверх. Она казалась спокойной, сдержанной, таким же, пусть немного сбивчивым, был и ее рассказ и ровным – голос:

– Мне не за что вымаливать себе прощение. Мачеха все толкует о грехах, и, когда я начинаю над этим смеяться, отец возражает: «Но ведь ты, дочка, тоже не святая»! В Милане, бывало, стоило мне вернуться домой попозже или заговорить о начальнике личного стола, как невестка тотчас делала страшные глаза, а брат начинал поучать: «Только веди себя достойно, слышишь?» Но с того вечера в «Красной лилии», когда я поняла, что наша любовь всерьез, мне захотелось – не из чувства долга, а именно захотелось – рассказать тебе все. Не выношу недоговоренности; может, это от бесхарактерности, но я не в состоянии оставаться наедине со своими мыслями. Хочу ясности, а вместе с тем все усложняю. Три недели назад, в ту самую ночь с воскресенья на понедельник, я внезапно очнулась от страшного сна, с пересохшим горлом, вся в поту. Вот тогда я пришла к твоему дому, помнишь то утро? Мне хотелось до тебя дотронуться, убедиться, что ты существуешь… Я не от холода дрожала, не от сырости: меня мучило сознание того, что я досталась тебе такой, что я обокрала тебя, отняла у тебя свою первую любовь. Как больно, когда сон длится наяву! – воскликнула она. – Понимаю, что это глупости, ведь я тогда еще не знала тебя… Но ты же существовал, а я отдалась другому, предала того, кому была предназначена…

Она приподняла мою голову, поднесла к моим губам рюмку коньяку. Свою поставила на пол, не допив.

– Он был женихом сестры, я так не хотела, чтоб она за него выходила! Дитта красива, умна, она для меня настоящая святыня, она должна была достаться не ему, а человеку, которого бы полюбила по-настоящему. Она так безрассудно согласилась на этот брак… Знаешь, как иной раз бывает, знакомство домами, встречи на танцевальной площадке, летом – поездки к морю, прогулки, не успеваешь оглянуться – уже связана обещанием. Мне было всего пятнадцать, но я уже знала, что на меня поглядывают. Мальчики проходу не давали, на улицах привязывались мужчины. Я не могла не замечать, как он смотрел на меня, понимала, что его ко мне тянет, и решила связать себя с ним, чтоб освободить Джудитту. Думала, если он пойдет на такое, Джудитта будет спасена. Сколько раз я слышала от нее: «Проходят века, а мы, женщины, не меняемся». Как дурочка, она могла твердить: «Нужно смириться. Раз нет любви, нас соединит привязанность». Смирение – вот чего я не выношу. Терпеть не могу этого слова. Поверила тогда слепо, как в священное писание, в ее несчастье, не поняла, что это всего лишь поза, жалела от всей души свою сестренку, свою лесную царевну… Все у нас было тогда общим – вкусы, мысли, даже платья – я была высокой для своих лет.

Однажды Лори сидела дома одна после только что перенесенного гриппа. Мачеха ушла в церковь, отец, как всегда, был в типографии, Джудитта – в конторе (она служила в Вальдарно вплоть до своего замужества). Под каким-то предлогом позвонил жених Джудитты. Лори пригласила его зайти, так, без всякого повода, просто сказала, что ей скучно одной, книги все перечитаны, журналов нет, подруги не заходят, и вообще никого нет. «Заходите, – сказала она, – побудьте со мной!» Он даже не удивился, сразу, видно, понял. Голос в трубке казался хриплым. Она была убеждена, что он не устоит перед искушением. Он посоветовал: «Включи проигрыватель, если скучно; раз нет температуры, выйди подыши воздухом». Однако не прошло и получаса, как он явился, она была ко всему готова.

– Он овладел мной, и я в те минуты не думала, что приношу себя в жертву. Он был ужасен, и все же меня влекло к нему… Так было и на другой день, и на третий, и все дни, пока длился пост и мачеха уходила по утрам к мессе в собор Санта-Мария-дель-Фьоре.

Лори так и не решилась осуществить свой план: этот человек убедил ее в бесполезности шантажа. «Если поднимешь скандал, тебя отправят в монастырскую школу, а на сестре я женюсь все равно, Дитта этого хочет, я с ней спал еще до тебя». Его твердость сделала ее покорной. Сестра лишь терпела его, Лори к нему привязалась.