Постовой

— ……. — я решил закруглять пустую дискуссию, так как, под воздействием порыва ветра, крупные ледяные капли, преодолев лакированный козырек и край натянутого капюшона, попали мне в лица, а парочка, особенно холодных, скользнув по щеке, стекла под рубашку.

— Второй где?

— Ужинает.

— Он всегда ужинает, когда к вам не приеду.

— В минуты опасности он всегда рядом. Не считаясь с личным временем.

— Болтун. Кстати, о личном времени. Ты слышал, что в субботы вы на митинг, с десяти утра.

— Я с дедом на рыбалку собрался.

— На следующий выходной перенесешь. Ты помнишь, что ты в декабре писал комсомольское обязательство отработать двести часов бесплатно, в личное время.

— Я его не писал, я еще в армии был. И если все посчитать, то двести часов мы уже отработали.

— Не отработали, их отработать невозможно, такое у этих часов чудесное свойство. Давай книжку и Ломову напомни насчет митинга.

Я осторожно, чтоб не залить служебную книжку, сунул ее под металлическую крышу кабины.

— Ладно, дождь стихнет, чтобы здесь не сидел. Понял? — командир заполнял отметку о проверке поста.

— Так точно, как только, так сразу.

— Иди, сохни.

Я опять приложил руку к козырьку, изобразил строевой прием «кругом» и пошлепал по лужам к спасительному теплу. Когда я входил в подъезд, увидел, как совершая гигантские прыжки, бежит к машине Володя Зеленцов, которого хитрый командир заметил, наверное, еще минуту назад, иначе капитан меня так быстро бы не отпустил. Свою картонку шофер где-то потерял, зато бережно прижимал к животу какой-то увесистый свёрток в промасленной обёрточной бумаге, согнувшись над ним, как любящая мать прикрывает ребенка своим телом.

В фойе меня ждал довольный Дима, платком обтирающий влажные губы, то ли от вкусного ужина, то ли от сладкого Леночкиного поцелуя на дорожку.

— Что командир сказал?

— Сказал, что Лена на тебя в комсомольское бюро жалобу подала, что ты жениться обещаешь, а никак не женишься.

Дима подумал, продолжая облизываться.

— Она не могла — потом взглянул на меня и расслабился: — врешь ты все. На самом жалоб, как на барбоске, а туда же, все шутишь. Женился бы ты на своей соседке, и жалоб бы не было.

— Дим, да я бы женился, но на сумасшедших не женятся, по закону нельзя. Во, вроде бы просветлело, пойдем к «Виктории», кофе выпьем, а то Клавдия Ивановна меня не любит больше, чаем не угощает.

Следующее утро было не в пример лучше. За окном вовсю орали воробьи, золотые солнечные лучи, заглядывающие в окно, дарили оптимизм и надежду. Я, сбегав в туалет по прохладным доскам пола, вернувшись, с ходу прыгнул в кровать, решив поспать ещё полчасика. Только разум стал уплывать в сладкую дрёму, в мою дверь кто-то энергично постучался. Со стоном воздев себя с ложа, я натянул семейные трусы и футболку, поплелся открывать. На пороге стояла улыбающаяся Таня, держа в руках две тяжелые, даже на вид, сумки.

— Привет, к тебе можно? — почему-то шёпотом произнесла девушка

Я, молча, шагнул в сторону, сделав приглашающий жест. Танюша, разувшись, прошла на кухню, поставив на скрипнувшие от натуги табуретки свои сумочки.

— Слушай, Павел, у тебя морозилка свободна?

— Конечно, я все быстро съедаю.

— Можно, я мясо тебе в морозилку засуну, а то у нас, сам знаешь, кто ни будь, быстро, продуктам ноги приделает.

— Тань, ты можешь оставить все что хочешь, но я не буду таскать твои свёртки к тебе в общагу, в форме носить продукты — у нас это не приветствуется.

— Да, ты что, в мыслях не было, сама буду забегать.

— Окей — я распахнул дверцу холодильника— заселяйся.

Плотно забив моего белого друга дарами малой родины (я думал, что от усилий суровой лыжницы морозилка лопнет), Танюша занялась мной.

— Ещё раз привет — меня поцеловали в нос— ясоскучилась.

— Я тоже скучал — я жадно ухватил за округлую попу.

— Горячая вода есть?

— С утра была.

— Тогда я в ванну, не скучай

— Уже начал скучать.