Постовой

Моя гостья обреченно всхлипнула и стянула с себя серую фуфайку от комплекта нижнего белья, подаренного мне мамой, чтобы «сыночек на работе чего себе не отморозил». Две острые грудки с темными сосками выскочили из-под серой ткани, девушка прикрылась руками, обиженно глядя на меня из-под челки редкого платинового оттенка.

— Давай, на живот ложись.

Новый вздох, и «жертва» переворачивается на живот. Мешковатые, на два размера больше, кальсоны не скрывают оттопыренную попку. Я неловко опускаюсь на матрас, чтобы не придавить этот набор косточек, обтянутый белой, почти прозрачной гладкой кожей. Истинная петербурженка, недаром, они там от чахотки пачками мерли. Выливаю на ладонь порцию водки, отставляю бутылку подальше, чтобы любопытный Демон, сующий свой активный нос поближе к месту событий, не опрокинул запас «микстуры», и начинаю растирать болящую, под ее визги, писки и стенания. А кто сказал, что водка теплая будет? Я ее в морозильнике всегда держу. Когда в квартиру ворвались Галя и Дима, с небольшим чемоданом наперевес, нам уже стало немного легче. Температура упала до тридцати восьми градусов, больная была обряжена в последнюю чистую одежду — запасную казенную рубаху, из которой с оптимизмом смотрела на мир.

Отступление первое. Через три дня

— Заканчивается посадка на рейс сорок шесть-тридцать четыре, следующий по маршруту Новосибирск- Ленинград. Повторяю. Заканчивается…

— Ну, вот и все — я смотрю в серо-голубые глаза ослепительно красивой девушки с платиновыми волосами, блестящей волной, лежащими на плечах. Тонкая рука, обтянутая серым драпом пальто, невесомо касается моей плеча, и, замерев на секунду, медленно соскальзывает вниз по вишневой коже куртки, перешитой из дедушкиного мехового плаща.

— Жаль, что все так вышло — губы, окрашенные ярко-красной помадой, кажутся открытой раной на фоне бледной кожи. Я, молча, накрываю своей ее маленькую ладошку, замершую рядом с моим сердцем.

— Ты приезжай в Ленинград, если сможешь. Вот адрес и телефон, я буду ждать — маленькая бумажка повисает в воздухе перед моим лицом. Я беру ее ладонь, целую, а потом зубами вытягиваю сложенный голубой листочек и замираю, пытаясь запомнить ее глаза.

— Ты смешной — ее глаза впервые за сегодня засмеялись: — приезжай!

— Наташ, пойдем скорее, а то не пустят — запыхавшаяся Галя, вырвавшаяся из крепких объятий моего друга, посылает мне воздушный поцелуй, и тащит Наташу в сторону выхода номер три. Наташа оглядывается с растерянным лицом, я машу ей рукой, пока они не скрываются за матовыми двойными дверями зала досмотра.

Отступление второе. 1992 год.

— Внимание, внимание, закончилась посадка на рейс сорок шесть-тридцать восемь, авиакомпании «Сибирь», следующего по маршруту Новосибирск- Санкт — Петербург. Опоздавшие пассажиры немедленно пройдите на посадку к выходу номер четыре. Повторяю….

Я оглядываюсь в последний раз, вдруг в зале появится запыхавшаяся семитская хитрая рожа, с немецкой фамилией, мой напарник в этой командировке. Но нет, никто не спешит, перепрыгивая через чемоданы. Придется лететь одному. Эта история началась позавчера, когда меня и оперуполномоченного Шмидта вызвал начальник розыска:

— Я вам оказываю большое доверие. Надо слетать в культурную столицу и привести по запросу старшего следователя майора Латыша, арестованного. Документы и все подробности у следователя. Не бухать, пистолеты не потерять. Свободны.

И вот теперь напарника нет, я звонить шефу среди ночи не стал, вдруг, когда начальник, разбуженный мной, только начнет свои матерные тирады, появится мой опоздавший компаньон, и потом будет укоризненно смотреть на меня, со всей скорбью богоизбранного народа. А сейчас звонить уже поздно, дежурная орет возле выхода, не дай бог, остановят подготовку к взлету и начнут багаж проверять. Я, расталкивая людей, побежал к выходу. Не знаю, как вывернусь, но вариантов нет.