На улице тем временем раздался сдвоенный звук полкового горна, послышались четкие команды сержантов и капралов. Я был не в силах больше находиться в палатке, чувствуя, что еще чуть-чуть, и от уверенности в правильности моего поступка не останется и следа. Останусь с лекаркой, и тогда опала отца будет точно, и это притом что еще какие-то письма послу нашли! Везде скоты мешаются, и ведь подсуетились вовремя, к моему возвращению.
Оказывается, «недолгая» беседа с отцом растянулась чуть не на два часа. Гвардейские полки с пленными и орудиями стояли в низине, солдаты сидели в небольших кругах. Кто отдыхал, кто чистил оружие, а кто съедал свой запас галет – полевых кухонь, вопреки моим надеждам, у полков не было, хотя помню я, отдавал Прохор им пару штук, сам мне об этом рассказывал; идеалист мой младший брат по духу, многого не понимает и выдает желаемое за действительное. Вот и получается, что все нововведения в армии старательно глушатся самими же генералами, наживающими на нуждах обычного солдата. Сволочи!
Барабаны начали отбивать дробь, ее подхватили, виртуозно орудуя своими палочками, четверо витязей, стоящих чуть впереди выстроившихся воинов, с такими же, как и у гвардейских солдат, инструментами.
– С Богом! – шепчу сам себе, чувствуя, как на сердце появляется неприятный осадок и что-то теребящее душу не дает вздохнуть полной грудью, позволяя легким наполниться чистым, сладким воздухом.
Адъютанты носились туда-сюда, разнося послания и приказы, часть генералов стояла рядом с государем, о чем-то беседуя с ним. Я же предпочитал общество своих витязей, все же членов совета пришлось оставить в Рязани.
Честно сказать, создавая этот орган управления, я сильно просчитался, попросту не подумав о том, что демократия в таком вопросе крайне вредна для дела и конечное решение вопроса должно лежать на плечах единственного человека, дабы не было ни у кого желания оспорить оное или вовсе отменить. Что ж, пример взят, ошибки учтены. Теперь, захоти я отлучиться из ставшего родным города, сразу же объявлю регламент совета, проще говоря, правила, по которым он должен работать, его задачи, цели, время работы и, конечно же, ответственность за совершенные действия, с подписями каждого члена совета, дабы иметь ясную картину принимаемых решений.
Солнце давно скрылось за горизонтом, погружая улицы столицы во мрак. Ночные тати потихоньку просыпались, горожане, не успевшие домой к заходу солнца, с опаской оглядывались по сторонам, постоянно держа ладонь на кинжале или проверяя кистень на руке, готовый сорваться с ладони смертельным снарядом. Однако мало кому помогали эти детские способы защиты: бандиты не нападали по одному, их собачья стезя – толпой навалиться на одинокого путника или взломать дверь хлипкого двора и под гогот луженых глоток наблюдать за игрой пламени во дворе.
Часто случалось так, что именно после ночных увеселений татей в Москве вспыхивал пожар, готовый переметнуться с одного дома на другой. Но все же, благодаря усилиям полиции и пожарных сил, вкупе с добровольцами из соседних домов и улиц, они почти всегда не затрагивали остальные дома. Однако нет никакой гарантии, что в следующую ночь не заполыхает твой собственный домишко, если, конечно, ты не живешь в Немецкой слободе или ближайших к казармам районах. Никакие меры против разбойников не помогали, даже войска вводили однажды, с боями беря улицу за улицей. Полицейские же ничем, кроме как перегораживанием неблагонадежных улиц, не занимались. Соваться на эти улицы меньше чем полусотне ночью воспрещалось.
Такова неприятная правда о ночной жизни столицы, где светская власть отступала перед вероломными нападениями бандитов.
Однако одинокому человеку, облаченному в одежду слуги какого-нибудь знатного боярина, спокойно идущему по одной из таких «неблагонадежных» улиц, было абсолютно все равно, кто может появиться перед ним в столь поздний час. Его лошадь стояла невдалеке, а возле нее замерла тройка угрюмых вооруженных мужчин, военной выправкой напоминавших солдат, однако ни на ком из них не было мундира.
Между тем неизвестный дошел до высокого каменного забора, скрывающего один из богатейших домов столицы, неизвестно как оказавшийся среди этого хаоса бандитских нападений и непонятных разборок между бандами. Постоял пару секунд и со всей силы ударил по окованной железом двери, за которой тут же залились лаем собаки. Постояв еще несколько секунд, человек вновь ударил в дверь, вызвав новую волну неистовства собак.
Так продолжалось до тех пор, пока за дверью не послышались едва слышная возня и тихая ругань, после чего псы, заскулив, замолчали.
– Кого там нечистая в такое время принесла? Пошто людям спать не даешь? – донеслось натужное кряхтение из-за забора.
– К твоему хозяину дело имеется, – чуть слышно ответил «слуга».
– Раз дело, то завтра приходи, ближе к обеду, тогда, может, мой господин тебя и примет.
– Ты, кажется, не понял меня, холоп! Впусти меня немедленно! – разозлился неизвестный.