Посвящение

Все оказались в целом здоровы, как и следовало ожидать. С особым вниманием Николай Иванович выслушал заключение по Таисии. Выяснилось, что в её случае астеническое телосложение не помешало формированию сильного, закалённого организма и устойчивой нервной системы с равновесием процессов возбуждения и торможения. Пубертатный период ещё не наступил, но есть все шансы, что девочка войдёт в него достаточно легко и переживёт без существенных физических проблем и эмоциональных сдвигов. Именно то, что Бродов хотел узнать и надеялся услышать! Врач, естественно, не в курсе, что девочка — один из ключевых сотрудников подразделения. Так, сиротка, чья-то родственница.

Несмотря на весёлый нрав, доктор оказался внимательным и дотошным в том, что касалось дела.

— Николай Иванович, вы просили провести полный медосмотр личного состава. Поэтому разрешите, я осмотрю и вас, — предложил он.

Бродов махнул рукой:

— Это лишнее.

И тут военврач третьего ранга проявил неожиданную настойчивость:

— Извините, товарищ… Николай Иванович, можно уточнить: у вас есть лечащий врач? Вы наблюдаетесь у кого-то регулярно?

Возможно, он почувствовал слабину: неуверенность, когда Бродов отказался от осмотра. А может, Змеевский ему что-то шепнул перед командировкой? И Николай Иванович, вместо того чтобы соврать и отвязаться, ответил правдиво:

— Не люблю, товарищ военврач. Наговорите сейчас с три короба, Америки не откроете, пропишете покой и демобилизацию. Всё равно не выполню.

— И всё-таки я бы настаивал на осмотре. Разрешите объяснить!

Молодой доктор был увлечён своей профессией и тонкости субординации вежливо отодвинул в сторону ради выполнения того, что полагал своим долгом. Одежда из званий и должностей не мешала доктору нащупать под ней живого человека, а нащупав, далее иметь дело только с ним. Незаметно и само собой так получилось, что ничего не остаётся, как успокоиться и довериться.

Бродов был удивлён, сколь многое можно узнать о состоянии здоровья человека, основываясь лишь на результатах внешнего наблюдения. Век живи — век учись. Выплыл даже лёгочный процесс, благополучно зарубцевавшийся тридцать лет назад. Оставалось подтвердить догадки врача, согласиться на полноценный осмотр и выслушать по его результатам тревожные прогнозы, дополненные подслащенной пилюлей рекомендаций. Тут чуда не произошло: доктор действительно Америки ему не открыл. Правда, научил паре-тройке дельных и выполнимых приёмов саморегуляции в полёте.

Бродов достал стаканы и коньяк. Удивил гостя такой роскошью. Врач, деликатно глянув вскользь, оценил, сколько хозяин налил себе, убедился, что чуть на донышке, и промолчал.

— Скоро обед, девушки уже готовят. Пока — аперитив. Товарищ военврач, вы какой институт окончили? — наконец задал Николай Иванович вопрос, давно его занимавший.

— Второй Московский государственный медицинский институт, — с гордостью отрапортовал собеседник.

— В сороковом году?

— Так точно! — ответил доктор с весёлым удивлением.

— Первый выпуск авиационных врачей?

— Так точно!

Николай Иванович удовлетворённо кивнул.

— В своё время я был одним из инициаторов создания вашей кафедры. Или уже факультет? Врать не стану: это детище не вынашивал и не рожал, но активно участвовал в зачатии.

Доктор рассмеялся.

Ещё в период службы в Генштабе Николай Иванович активно поддерживал и продвигал идею систематической подготовки врачей для военной авиации; к тридцать девятому, когда её воплотили в жизнь, он был занят уже совсем другими делами. Хоть вклад и не велик, но до чего же приятно пожинать реальные плоды!

— У меня, товарищ военврач, вот какое предложение. Если наши, ведомственные, эскулапы узнают, что я доверяю полковому доктору больше, чем им, — разобидятся, чего доброго. И на меня, и на вас. Так давайте это дело не афишировать. Вы выполнили задачу — осмотрели личный состав. Вашему комполка от меня — личная благодарность в письменной форме за то, что отпустил вас в наши края.

С этим предложением доктор не имел причин спорить.

Бродов спросил, как поживает комэск Змеевский. Собеседник помрачнел.

— Разжалован и отправлен на фронт.

— Штрафбат?

— Насколько знаю, просто рядовым в пехоту.

— За что?

Бродов уж догадывался.

— У него семья…

— Знаю, в Одессе.

— Он узнал, что семья погибла. Письмо, отправленное перед самой оккупацией, пришло с опозданием. Он просился на фронт — бить фашистов.

— Что же, комполка его так и не отпустил?

— Товарищ комполка сказал: мы должны быть готовы к войне с Японией, она не за горами, настанет наш черёд — где я тогда возьму людей. Но Змеевский не хотел ждать. Он стал хулиганить в воздухе.

— А именно?

— Пролетел над железной дорогой прямо перед паровозом и крыльями помахал. Поезд остановился, люди повыскакивали, побежали, думали: налёт. Движение нарушилось на несколько часов, пока выясняли. Это был не единственный случай.