Потемкин

29 июля Потемкин известил императрицу о победе при Фокшанах. «По данному от меня повелению не терпеть перед собой скопления неприятеля, генерал князь Репнин решил генералу Суворову итить купно с австрийским генералом принцем Кобургом остановить неприятеля, до 30 тысяч скопившегося в Фокшанах. Что с помощью Божиею совершенным разбитием турок исполнилось сего месяца 21 дня»[1495]. Императрицу особенно обрадовало то обстоятельство, что в фокшанском деле союзники сражались вместе. «Это зажмет рот тем, кто разсеивали, что мы с ними не в согласии»[1496]

, — с удовольствием заметила она Храповицкому.

Согласие действительно было хрупким. Заносчивость австрийцев задевала русских военачальников. Еще в марте Безбородко писал Воронцову о Румянцеве: «Фельдмаршал не мог сладить с цесарцами, потому что они спесивы. Когда дело дойдет до боя, рады нас пустить вперед, говоря, что мы важнейшая часть, а после сказывают, что император ни с кем не имеет альтернативы, и потому их генерал равного чина должен командовать над нашим»[1497]. В данном случае затрагивался один из важнейших дипломатических вопросов — вопрос о приоритетах и международном престиже государства, к которому Екатерина была очень чувствительна. Потемкин, как командующий армией, проявлял в этом вопросе большую щепетильность.

После фокшанского дела Григорий Александрович выговорил Репнину, поспешившему в поздравлении союзникам приписать победу одним лишь австрийцам. «В письме к Кобургу Вы некоторым образом весь успех ему отдаете. Разве так было? А иначе не нужно их так поднимать, и без того они довольно горды»[1498]

. Екатерина разделяла взгляды князя. «Что Кобург после победы храбрится, тому не дивлюсь, им удача не в привычку, — писала она 6 сентября. — В этом отношении они похожи на выскочек, которые дивятся, видя у себя хорошую мебель»[1499].

После победы при Рымнике, когда Суворов, соединясь с Кобургом, разбил 80-тысячную армию визиря Гассан-паши, вопрос о приоритете был поднят вновь. Сначала победителю императрица, по просьбе Потемкина, пожаловала графский титул с прибавлением к фамилии «Рымникский». В письме 2 октября Григорий Александрович убеждает Екатерину: «Если бы не Суворов, то бы цесарцы были наполовину разбиты. Турки побиты русским имянем, цесарцы же бежали, потеряв пушки, но Суворов поспел и спас. Вот уже в другой раз их выручает, а спасибо мало, но требуют, чтоб я Суворова с корпусов совсем к ним присоединил. …Нашим успехам не весьма радуются, а хотят нашею кровью доставать земли, а мы, чтоб пользовались воздухом… Матушка родная, будьте милостивы к Александру Васильевичу. Храбрость его превосходит вероятность, разбить визиря — дело знатное»[1500]

. 4 октября Екатерина сообщила корреспонденту об исполнении его первой просьбы: Суворов стал графом Рымникским.

Еще не имея этого известия, Потемкин с беспокойством писал 5 октября: «Сейчас получил, что Кобург пожалован фельдмаршалом, а все дело было Александра Васильевича. Слава ваша, честь оружия и справедливость требуют знаменитого для него воздаяния, как по праву, ему принадлежащему, так и для того, чтоб толь знаменитое и важное дело не приписалось другим… Дело генеральное — разбить визиря с главной армией… Статут военного ордена весь в его пользу… Суворов один. Сколько бы генералов, услышав о многочисленном неприятеле, пошли с оглядкою и медленно, как черепахи, но он летел орлом с горстью людей, визирь и многочисленное войско было ему стремительным побуждением. Он у меня в запасе при случае пустить туда, где и султан дрогнет»[1501].

Это письмо было отправлено 5 октября из Белграда-на-Днестре, несколько дней назад занятого русскими войсками. «Поздравляю тебя, друг мой сердечный, со взятием Белграда-на-Днестре. Сия весть к нам пришла в самый день молебна за взятие Белграда-на-Дунае. Итак, молебен пели здесь за оба Белграда совокупно»[1502]

, — рассказывала Екатерина 18 октября, окрыленная дружными победами союзников. Она понимала всю сложность согласования действий с австрийцами, но предупреждала князя: «Каковы цесарцы бы ни были и какова ни есть от них тягость, но оная будет несравненно менее всегда, нежели прусская… Я говорю это по опыту. Я, к счастью, весьма близко видела это ярмо»[1503]. Ярмом императрица называла тесный союз с Пруссией, на котором некогда настаивал Н. И. Панин. «К графу Суворову, хотя целая телега с бриллиантами накладена, однако кавалерию Егорья большого креста посылаю по твоей просьбе. Он того достоин»[1504].

Осень 1789 года была щедра на победы. 10 сентября Репнин разбил турецкие войска на реке Салче. 14 сентября гребная флотилия под командованием де Рибаса взяла Гаджибейский замок, располагавшийся на месте будущей Одессы. 2 октября Потемкин известил Екатерину о захвате казаками полковника М. И. Платова городов Паланки и Аккермана[1505].