Потемкин

Австрийский император решил использовать дружеское расположение Потемкина к принцу де Линю: тот должен был добиться от светлейшего, чтобы главные сражения провела русская армия. «Вы будете писать мне по-французски, — тайно инструктировал де Линя император, — на отдельном листе бумаги, который будете незаметно вкладывать в пакет, адресованный его величеству лично». Инструкция была перлюстрирована и сообщена Потемкину. Поэтому когда «дипломатический жокей», как называл себя сам де Линь, встретился с Потемкиным в Елисаветграде, тот принял его сдержанно. «Принц де Линь, которого я люблю [...] в теперешнее время он в тягость», — писал Потемкин Екатерине. Война окончательно погубила их дружбу^{85}. 

^[775]

Елисаветград был крошечный городок в сорока семи милях от турецкой границы. Потемкин жил в роскошном деревянном дворце рядом со старой крепостью. В город прибывали иностранные волонтеры. 12 января 1788 года сюда приехал граф Роже де Дама, покинувший Францию в поисках славы. Изящный молодой человек с копной черных вьющихся волос, 23-летний кузен Талейрана, был любовником маркизы де Куаньи, прежней подруги де Линя, которую Мария Антуанетта называла «королевой Парижа». Приехав, Дама направился во дворец Потемкина. Пройдя мимо часовых, он оказался в огромной зале, полной ординарцев. Дальше следовал ряд комнат, освещенных как «на празднике в каком-нибудь столичном городе». В первой комнате адъютанты ожидали Потемкина; во второй Сарти дирижировал роговым оркестром; в третьей у огромного бильярдного стола толпилось человек тридцать или сорок генералов. Слева от двери сидел сам светлейший и играл в карты со своей племянницей и одним из генералов. Двор производил впечатление «не меньшей пышности, чем в Европе». Генералы вели себя так подобострастно, что, если Потемкин ронял какой-нибудь предмет, человек двадцать бросались его поднимать. Князь встал, чтобы поприветствовать гостя, усадил его рядом с собой и пригласил отобедать с де Линем и своей племянницей за отдельным столом. После этого француз обедал у Потемкина каждый день в течение трех месяцев, заполненных роскошными собраниями и ожиданием военных действий.^[776]

Австрийцы требовали от Потемкина как можно скорее начинать военные действия. Иосиф спрашивал, каков его стратегический план. Потемкин, видимо, поначалу сам не знал, что именно предпринять, и высказывался самым неопределенным образом — так, однажды он сообщил де Линю, что «с Божьей помощью возьмет все, что есть между Бугом и Днестром». Но в конце концов общий план выработался: «Мы предпримем осаду Очакова, пока Украинская армия будет прикрывать Бендеры, а Кавказский и Кубанский корпуса сражаются с горцами и османами на востоке».^[777]

Де Линь вряд ли преувеличивал, описывая перепады настроения светлейшего: «иногда он хорош со мной, иногда суров, спорит чуть ли не до ссоры, а потом снова дарит положение первого фаворита; иногда мы играем в карты, беседуя или молча, до шести часов утра». Принц называл себя нянькой этого «избалованного дитяти», а Потемкин сильно негодовал про себя на его «черную неблагодарность» — русская служба перлюстрации перехватывала все письма де Линя и докладывала их содержание Потемкину. Светлейший жаловался на «дипломатического жокея» Екатерине: «принц де Линь как ветряная мельница, я у него то Ферсит, то Ахиллес».^[778]

Ухаживая за дамами и играя в бильярд, Потемкин готовился к осаде Очакова. Он ждал подхода резерва и новых рекрутов; постепенно в Елисаветграде собралась армия в сорок-пятьдесят тысяч человек.

Агенты Потемкина вербовали наемников на Средиземноморском побережье, прежде всего в Греции и в Италии. Рассказывали, что на Корсике один молодой человек предлагал свои услуги русскому генералу И.А. Заборовскому. Корсиканец требовал русского чина, соответствующего тому, который он имел в Национальной корсиканской гвардии, и даже написал генералу Тамаре, но в просьбе ему отказали. Несостоявшегося рекрута в потемкинскую армию звали Наполеон Бонапарт.^[779]

Потемкин внимательно следил за солдатским бытом и требовал от подчиненных командиров постоянной заботы о солдатах. Он напоминал, что еда должна выдаваться всегда вовремя и всегда горячая, что солдатам ежедневно следует выдавать по чарке водки. Но поразительнее всего его взгляд на средства поддержания дисциплины: «...я требую, дабы обучать людей с терпением и ясно толковать способы к лучшему исполнению. [...] Унтер-офицерам и капралам отнюдь не позволять наказывать побоями... [...] Всякое принуждение, как-то вытяжки в стоянии, крепкие удары в приемах ружейных должны быть истреблены». «Я совершенно убежден, — писал он, — что человечное обхождение с солдатами способствует поддержанию здорового духа армии и доброй службе... Я советую запретить бить людей. Лучшее средство добиться своей цели — это внятное и точное разъяснение».^[780] Современники считали гуманное отношение Потемкина к солдатом опасным потаканием. В британском королевском флоте его сочли бы таковым и пятьдесят лет спустя.