Потемкин

Все шло прекрасно, теперь можно было приступать к осаде Очакова, как вдруг от Екатерины пришла весть о том, что 21 июня шведский отряд, переодетый в русские мундиры, инсценировал нарушение собственной границы. Король Густав III начал войну против России. Выступая из Стокгольма по направлению к Финляндии, он хвастался, что скоро «будет завтракать в Петергофе». Главные русские силы и лучшие военачальники находились на юге. Командование финским фронтом было поручено графу Мусину-Пушкину, ничем до сих пор себя не проявившему. По счастью, Балтийская флотилия Грейга не ушла в Средиземноморье, как предполагалось, и в первом же морском бою шведы были разбиты. Однако на суше наступление Густава на Петербург продолжалось. В столице чувствовали себя как в осажденной крепости. Обдумывая, как в будущем защитить Петербург от шведов, Потемкин вполне всерьез писал Екатерине о том, что необходимо было бы переселить всех жителей Финляндии и построить на финской земле сплошные заградительные укрепления: «Я не любил никогда крепости, а паче Финляндских наших, которые ничему не мешают, а берут людей много. Я всегда говорил, хотя может быть то казалось шуткою, чтобы всех финляндцев развести по государству, а землю засеками зделать непроходимою. Тогда бы столица была верна».^[796]

Тем временем Англия, Голландия и Пруссия изъявили готовность заключить антироссийский тройственный союз. Новый прусский король Фридрих Вильгельм желал во что бы то ни стало нагреть руки на русско-австрийской вражде с Турцией и завладеть еще одним куском Польши (таков был план, получивший имя своего создателя, прусского канцлера графа фон Герцберга). Екатерина заверяла Иосифа, что не допустит войны Пруссии с Австрией, но все понимали, что сама Россия в любую минуту может оказаться вынуждена воевать на три фронта — против Турции на юге, против Швеции на севере, против Пруссии — на западе.

1 июля Нассау возглавил морскую атаку на турецкие корабли, оставшиеся под прикрытием очаковской крепости. После сражения турки бросили свои суда и укрылись за крепостными стенами. Через два часа после этого Потемкин сел на коня и двинулся на Очаков во главе 13 тысяч казаков и 4 тысяч гусар. Гарнизон встретил их заградительным огнем, а затем вылазкой 600 всадников и 300 пехотинцев. Князь немедленно выставил на равнине под крепостью двадцать пушек и лично командовал бомбардировкой. «Огромные алмазы на портрете императрицы, который он всегда носил на груди, привлекали огонь на него».^[797] Рядом с ним убило солдата и двух лошадей.

«Уморя себя, уморишь и меня, — написала Потемкину Екатерина, узнав о его геройстве. — Зделай милость, впредь удержись от подобной потехи».^[798]

Началась осада Очакова.

27. ШТУРМ ОЧАКОВА

И ты, гой ecu, наш батюшка!

Ой прехрабрый предводитель наш, Лишь рукой махни, Очаков взят, Слово вымолви, Стамбул падет,

Мы пойдем с тобой в огонь и полымя, Пройдем пропасти подземныя! Солдатская песня «Штурм Очакова»

В 1788 году грозный Очаков был главной военной целью России: крепость не только контролировала устья Днепра и Буга, но являлась ключом к Херсону, а значит, и к Крыму. Под руководством французского инженера Лафита турки многократно усилили ее оборону. «Город имеет форму вытянутого прямоугольника, — писал Фэншоу, — спускается с вершины горы к морю, со всех сторон окружен стеной значительной толщины, двойным рвом и имеет шесть бастионов; на оконечности песчаной косы, начинающейся у его западной стены и вдающейся в Лиман, поставлена укрепленная батарея».^[799] Город был довольно велик — с мечетями, дворцами, садами и казармами; гарнизон насчитывал от 8 до 12 тысяч всадников и янычар.

Потемкин выстроил русские войска полукругом и приказал начать бомбардировку. Но враг не дрогнул. «Не те турки, и черт их научил», — писал Потемкин Екатерине. Действительно, турки весьма усовершенствовали свое военное искусство по сравнению с прошлой войной, и главнокомандующий не решался идти на штурм крепости, опасаясь больших потерь.

27 июля пятьдесят турецких всадников сделали вылазку. Суворов по собственной инициативе атаковал их. Те стали отступать, Суворов бросился преследовать их небольшими силами, и тут неожиданно со стороны Очакова двинулось три тысячи турок. Только благодаря отвлекающему маневру, предпринятому Репниным, Суворову и остаткам его отряда удалось спастись. Сам Суворов был легко ранен, более двухсот его солдат погибли. Головы убитых были выставлены на пиках вокруг крепостных стен.

Когда Потемкин послал узнать, что произошло, Суворов, по преданию, отвечал: «Я на камушке сижу и на Очаков гляжу».^[800]