Потемкин

Наиболее ранней биографией Потемкина считается анонимное издание «Частная жизнь русско-имперского фельдмаршала князя Потемкина-Таврического», вышедшее в Лейпциге в 1793 году⁷. Этот сборник анекдотов переполнен откровенными выдумками и ошибками. Потемкин назван «Александр Иванович», указано, что он родился 17 апреля 1743 года в Варшаве, что его отец служил шталмейстером «при дворе Елизаветы, матери Петра III».

Не менее фантастична книга саксонского дипломата Г. А. В. Гельбига, работавшего в России секретарем посольства в 1787–1796 годах. Вернувшись на родину, он под вымышленным именем «капитан Иоганн Вильгельм Архенгольц» начал публикацию в гамбургском журнале «Минерва»⁸ книги «Потемкин Таврический». Именно он познакомил европейскую публику с феноменом «потемкинских деревень». Гельбиг писал, что Потемкин, узнав о намерении Екатерины посетить Крым, испугался, признался в растрате трех миллионов и, желая обмануть императрицу, приказал построить по берегам Днепра фанерные фасады зданий. Для оживления декораций были собраны толпы нарядно одетого народа, которые изображали полевые работы. В 1811 году перепечатка французского издания Гельбига появилась и на русском языке, вызвав бурю возмущения у еще живых сотрудников Потемкина

⁹.

В самой России первым книгам о светлейшем князе не повезло. Среди бумаг его племянника А. Н. Самойлова находилась самая ранняя русская биография Потемкина¹⁰, написанная переводчиком и издателем журнала «Смесь» Л. И. Сичкаревым. Она была разрешена цензурой к печати уже в сентябре 1794 года, но по неясным причинам осталась под сукном. Самойлов занимал пост генерал-прокурора Сената, ему подчинялась и цензура. Почему он не дал хода книге о великом дяде? На этот вопрос есть два ответа. Во-первых, Самойлов сам собирался писать о светлейшем князе. Вероятно, имела место авторская ревность. Во-вторых, момент для публикации был неудобным: находившиеся тогда в зените власти Зубовы выражали недовольство напоминаниями о покойном, и генерал-прокурор предпочел не обострять отношений.

Ушли в политическое небытие Зубовы, промелькнуло царствование Павла I. В 1808 году в Москве наконец вышла биография Потемкина. Анонимный автор (им был Сергей Николаевич Глинка, историк, литератор, мемуарист) оговорился, что источниками ему послужили исключительно газетные известия о князе и ходившие тогда в большом количестве анекдоты¹¹

. Эта небольшая книга выдержала еще одно издание в 1812 году.

Вслед за ней была написана работа Самойлова, раздосадованного на публикацию иностранных сочинений. Книга создавалась между 1812–1814 годами, но свет увидела только в 1867 году¹². Она представляет собой сплетение мемуаров с биографическим трудом и интересна именно свидетельствами очевидца.

С 30-х годов XIX века благодаря покровительству генерал-губернатора М. С. Воронцова в Крыму и Северном Причерноморье местными учеными начался сбор материала об освоении Новороссии. В результате этой работы появились труды А. А. Скальковского¹³ и Н. К. Щебальского

¹⁴, а позднее Ф. Ф. Дашкова¹⁵, посвященные хозяйственному развитию, заселению и управлению края. В них приоритетное внимание уделялось роли Потемкина и делался вывод о его огромном вкладе в развитие Юга России.

Изменение взгляда на деятельность светлейшего князя было связано с обширной издательской работой, которую вели исторические журналы второй половины XIX — начала XX века. «Русский архив» П. И. Бартенева и «Русская старина» М. И. Семевского¹⁶

поместили множество документов о Потемкине. Изобиловала ими и публикация Я. К. Грота в Чтениях Общества истории и древностей российских¹⁷.

Благодаря такой обширной издательской работе стало возможно появление первой монографии о светлейшем князе. Она принадлежала перу профессора А. Г. Брикнера. Автор полностью использовал опубликованный Гротом материал, а также перевел с французского и немецкого языков любопытные фрагменты дипломатической переписки. К сожалению, этого оказалось недостаточно для отражения роли светлейшего князя не просто как царедворца и друга императрицы, а именно как государственного деятеля. При знакомстве с книгой создается впечатление, будто читатель погружается в шелест придворных перешептываний и дипломатических сплетен. Историк хорошо почувствовал слабую сторону своего труда и специально оговорил, что не имел «в виду разработку частностей политической роли князя»¹⁸.