— Я не успел с ней даже объясниться… — Капитан выдерживал большие перерывы между фразами, потому что пояснения давались ему с трудом. — Она была моим первым войсковым командиром… Надеюсь, ты понимаешь что это значит для «человека боя»? Такая недоступная, красивая и строгая… Она погибла прикрыв меня, желторотого лейтенанта, своим телом… Тогда я не знал, что мужчины могут плакать…
Могут! Еще как могут… После, Веселова каким то чудом разыскала ее дневник, и я узнал, что целых полгода находился в двух шагах от рая. Я закурю, ты не возражаешь?
— Кури. Отец тоже питал слабость к табаку.
Ярославцев задымил как паровоз, продолжая стоять к девушке спиной.
Марина подошла, и доверчиво прижалась к нему своим упругим, благоухающим весенними ароматами телом:
— Пойдем в беседку любимый. Я буду рядом, ты успокоишься и расскажешь мне о себе.
— Хорошо, — согласился Костя, затушил сигарету, и девушка настойчиво потянула его за собой.
Капитан плеснул себе мизерное количество вина, взял фужер и долго перекатывал рубиновый шарик от стенки к стенке. Марина удобно устроилась рядом и, пристроив голову на его плече, ждала, слегка прикрыв глаза.
Глава IV
Так кто — же вы, капитан Ярославцев?!
— Я ни помню, ни места, ни точной даты моего рождения. Приемный отец подобрал меня во время боевой операции, на поверхности какой-то занюханной, совершенно необитаемой «дыры», в семнадцатом планетарном секторе, звездной системы Доротея. В том месте была крайне ядовитая атмосфера и агрессивная среда. Боевые действия там велись давно. Планета по несколько раз за сутки переходила из рук в руки, и после очередной ядерной бомбардировки подразделения земного спецназа, прорвав орбитальную оборону противника, стали закрепляться на захваченном плацдарме…
И тут они услышали плач ребенка. Это невероятное, не чем не объяснимое явление поразило их настолько, что они не поленились выслать разведгруппу! Когда та вернулась с докладом, комбриг решил лично перепроверить донесение своих подчиненных. Виданное ли дело?! Плачущий грудной младенец, да еще к тому же в самом центре дымившейся трехсотметровой воронки, оставшейся от тактического боезаряда. Нагишом, неизвестно как попавший в это фронтовое пекло, я лежал на голой земле, сучил ножками и на удивление всей бригаде, совсем не собирался умирать. Хотя воздух в радиусе пяти километров был буквально пропитан ядовитыми парами и настолько сильно фонил радиацией, что бойцы, упакованные в скафандры высшей защиты, и то чувствовали себя рядом со мной не совсем уютно. Позже я не раз убеждался в том, что радиация ни оказывает никакого влияние на мои клетки, а травмы ожоги и ранения заживают в несколько раз быстрее.
Мой приемный Батя — командир бригады спецназа, долго раздумывать не стал и, оформив меня сыном полка, отдал на воспитание в самый прославленный взвод.
И хотя Сергей Ильич Ярославцев старался как можно больше уделять внимания моей персоне, служебная загруженность и постоянные командировки почти не оставляли ему для этого времени. Поэтому я рос в казарме, под сальные шуточки и безобидные приколы огрубевших в сражениях космодесантников.
Однако как бы ни были жестоки и беспощадны эти люди в бою, они все-таки сумели привить мне те основные понятия о жизни, благодаря которым, я до сих пор не утратил человеческого облика. Играя со мной переделанными из боеприпасов игрушками, да отлитыми из свинца солдатиками, бойцы всерьез обучали меня всевозможным воинским премудростям, а так же тактике и стратегии проведения боевых операций.
К семи годам я наизусть, до последних мелочей знал каждую бригадную операцию, сносно владел приемами рукопашного боя и метко стрелял из любого вида легкого вооружения. Кроме всего прочего ребята старались хоть как-то побаловать меня. Не имея возможности для обзаведения собственными детьми, ведь по закону рядовому составу частей специального назначения это было категорически запрещено, они отдавали мне всю свою родительскую теплоту и, не смотря на суровый, примитивный казарменный быт, старались сделать так, чтобы у меня было побольше праздников.
Костя неожиданно смолк, резко вытряхнул из фужера винный шарик и налил себе до краев.
— Только все они погибли! Все до единого. Да упокоятся их грешные души во веки вечные! Земля вам пухом ребята. — Он залпом осушил посуду.
— Аминь, — прошептала Марина и тоже выпила вина в память о павших спецназовцах.
Ярославцев выкурил еще одну сигарету и, слегка захмелев, продолжил свое нерадостное повествование:
— Это случилось в седьмую осень, в аккурат перед моим днем рождения. Батя пропал без вести вместе с подчиненными. Произошло то, что должно было, когда-нибудь произойти: бригада в полном составе не вернулась с задания…