Деятельные характеры всегда сложны, и именно по этой причине они мне так нравятся. Негодяи делают ужасные вещи, но мы, несмотря на это, за них переживаем. Любой, кто делает ошибки, подобно нам самим, притягивает наше внимание... ведь мало кто может похвастаться тем, что стоек и правилен все двадцать четыре часа в сутки.
Злодеи показывают, что мы не можем делать, и чего мы не будем делать в настоящей жизни.
Как мне представляется, Персефона сделала выбор, потом еще раз, и в результате заняла место одной из наиболее жутких богинь в пантеоне, и все это вместо того, чтобы вести простую жизнь с матерью. В нашем рассказе Гвен тоже сделала выбор, и в конце концов решила быть с тем, кого в ее школе любой счел бы дурным выбором.
Злодейство освобождает...
Коварная Ведьма Запада: не так легко быть молодым
Неужели я на самом деле так порочна? Или просто мир вымазал меня черной краской за то, что я отличаюсь от остальных? И если я на самом деле порочна, то родилась ли я такой или стала, вынужденная отвечать на то, как обходился со мной мир?
Комментарий от Саманталэйн:
Другая точка зрения на негодяев – рассматривать любого из них как жертву обстоятельств; что их обманом заставили творить злодейства, либо судьба, либо находившиеся рядом люди.
И эта проблема много раз поднималась, когда старые истории вспоминали снова и снова. Неужели некоторые люди просто обречены на то, чтобы стать негодяями, и у них на самом деле нет выбора? Если обратиться к традиции, то мифы и сказки ставили вопрос именно таким образом, рисуя персонажей однозначно хорошими или плохими без объяснений. Но современное общество отвергло такой подход, и вместо пассивных характеров нам нужны активные участники истории, те, кто сам формирует свою судьбу.
В «Гвен, Арт и Ланс» Гвен играет первую роль в происходящем, она манипулирует ситуацией, пытаясь устроить все так, как ей нужно, и даже не извиняется за это перед теми, кого использует. Она не просто приспосабливается к изменениям, она их продуцирует и воплощает в жизнь.
Сирены: следуй за мной в море
ОДНАЖДЫ МЫ БЫЛИ СЛУЖАНКАМИ, НО ПОТОМ РОДИЛИСЬ ЗАНОВО.
ТЕПЕРЬ МЫ ПОЕМ, ИСКУШАЯ ТЕБЯ ПРИСОЕДИНИТЬСЯ К НАМ.
Комментарий от Саманталэйн:
Все оригинальные истории говорят нам о трансформации.
В историях прошлого мы видим персонажей, телесным образом превращенных в злодеев и монстров. Медуза некогда была прекрасной девушкой, Анакин Скайуокер должен был обгореть до хруста и получить черный шлем, чтобы завершить свое превращение в Дарта Вейдера.
Но физическая трансформация – не единственный способ создания злодеев.
В нашем рассказе Гвен превратила себя в «примадонну» собственной школы, искусно вскарабкалась по ступеням социальной иерархии, манипулируя окружающими, добиваясь желаемого.
И в то же время злодейская чудовищность, физическая или внутренняя, служит отличным зеркалом для героя: чем лучше и совершеннее трансформация негодяя, тем лучше и совершеннее должен быть герой, чтобы его победить.
Гвиневер: пчелиная матка
МОЖЕТ ЛИ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ ГЕРОЙ СТАТЬ НЕГОДЯЕМ?
МОЖЕТ ЛИ НЕГОДЯЙ ВЫВЕРНУТЬСЯ НАИЗНАНКУ И СТАТЬ ГЕРОЕМ?
Комментарий от Саманталэйн:
Нам нравится, когда злодеи могущественны, и одно из проявлений силы – нарративный, описательный контроль. Кто решает, кому быть героем, а кому – негодяем? В «Гвен, Арт и Ланс» Гвен получает власть, контролируя информацию, чтобы та создавала нужное описание реальности, а значит и саму реальность.
На протяжении многих лет наше общество зачаровано персонажами, которых нельзя однозначно назвать ни хорошими, ни плохими, которые застряли где-то на границе. И эта приверженность к антигероям и антинегодяям – результат того, что в последнее время пересматриваются многие общественные идеалы. Мы изменили наше представление о «порочности».
Популярность таких персонажей, как Бэтмен, Каратель или Отряд Самоубийц, показывает, что линия между героями и антагонистами выглядит размытой. Нет больше четкой границы между теми и другими, и именно эту тему современные истории так охотно эксплуатируют.
Эта история начинается с поцелуя.
С того парня, что приходил к нам чистить бассейн. I {вали его Антонио, он был симпатичный, и мне нравилась ямочка, что появлялась на щеке, когда он улыбался.
Меня тогда очень интересовали поцелуи, так что хотя ему было восемнадцать, а мне едва четырнадцать, я подумала «а почему бы и нет?». Возможность сама представилась, и ты прекрасно знаешь, если я чего-то решила, то...
Ну, поцелуй вышел слишком мокрым и, для записи: язык – вульгарная штука. Единственного обмена слюной хватило, чтобы отвратить меня от поцелуев и от мальчишек.
По крайней мере, на некоторое время.
Но это не имело значения для папы. Он поймал нас, каков? Вот ведь засада! Вильям Холмс часом позже оказался на связи с директрисой Хадсон, и на следующий день я пустилась в путь, направляясь в подготовительную школу «Бейкер-стрит».