Мне все стало ясно. Варвара Давыдовна не раз говорила, что ей стыдно будет смотреть в глаза только ему — Сергею Ивановичу. Он был тяжело болен и почти все время лечился в Швейцарии. Он как будто пока не собирался возвращаться в Россию, но, видать, слухи о компрометирующем поведении невестки каким-то образом дошли до него. И он поспешил домой, чтобы спасти состояние своего брата, попавшее в руки проходимца.
На пути в церковь Варвару Давыдовну встретил его слуга и повел ее к Сергею Ивановичу. Там собрались крупнейшие киевские помещики и фабриканты, купцы и чиновники. Я представил себе сцену, которую деверь подготовил для встречи Варвары Давыдовны.
Растерянная женщина вынуждена была сознаться во всем. Собравшиеся вьшесли свой приговор: если она не расстанется со мной, все общество отвернется от нее. Но Варвара решительно заявила: «Мое решение неизменно!» — и убежала домой. На другой день весь Киев уже знал об этом. Варвару Давыдовну преследовали и травили. Мы оказались в одиночестве, как путники в пустыне, отставшие от каравана. Со мной перестали здороваться. Вдогонку мне на улице неслись обидные выкрики: «Бродяга!», «Вор!», «Проходимец!». Не раз порывался я проучить трусливых крикунов, но Варвара удерживала меня, успокаивала:
— Скоро продадим все, что у меня есть, и уедем отсюда!
Обратив в деньги все свое недвижимое имущество, Варвара Давыдовна оказалась обладательницей десяти миллионов рублей. Мы вдвоем отправились в Италию. По пути остановились на два дня в Одессе: здесь я сочетался браком с Варварой Давыдовной Морозовой и таким образом стал законным владельцем всех ее богатств.
Из Одессы мы морем выехали в Неаполь.
Когда наш корабль взял курс к бирюзово мерцающей Пелагоне, я вздохнул, как человек, обретший желанное освобождение. Мне верилось, что там, в чужой стране, я смогу жить по-новому — смело, не сгибая спины. Будущее рисовалось мне в радужных красках. Счастье, которое казалось столь недоступным, теперь у меня в руках, думал я. Рядом со мной жена — любящая, красивая, богатая. Она ждет от меня такой же искренней любви, и я не обману ее...
Констанца, Стамбул, Палермо, Неаполь... Оттуда — в великий Рим.
Мы поселились в великолепном трехэтажном доме на Квиринальском холме, на левом берегу Тибра. Наняли слуг и горничных. В конюшне появились арабские скакуны чистых кровей. Купили новенький «бенц».
Все было, как в сказке, когда исполняется любое желание. Я боялся оглянуться назад, чтобы не усомниться в законности, прочности всего, что происходит в настоящем. Только ночами в затуманенном сознании злыми видениями возникал передо мной старый, сердитый дед, злая на все человечество бабка и все, связанное с ними.
Как только мы устроились, Варвара, проявляя деловую сметку, приобрела на четыре миллиона рублей акций. Я совершенно ничего не понимал в этом деле, но жена убеждала меня, что ценные бумаги принесут нам немалый доход. И правда, довольно скоро мы стали получать дивиденды от приобретенных нами акций химических и горнодобывающих компаний. Может быть, все эти факты, описываемые мною, и не представляют интереса для следствия, но я все же хочу подчеркнуть верность и преданность моей жены, которая принесла мне столько счастья, и которая... Но об этом — позже...
Я хорошо запомнил тот день, когда Варвара приобретала акции. Тогда я еще раз убедился, что она считает меня своим истинным другом жизни. Заперев огромную пачку акций в свой сейф, она передала мне ключ от него и сказала:
— Все эти бумаги я оформила на предъявителя.
Этим она еще раз дала понять, что доверяет мне. За три года дивиденды на ценные бумаги превысили три миллиона.
Жизнь стала представляться мне простой и несложной, как орлу, взлетевшему под облака. Величественный Рим со своей романтикой, с фонтанами и скульптурами, с дворцами и искусственными озерами, с памятниками древности — казалось, все это создано для моего удовольствия и увеселения. Я стал отличным наездником и даже завоевал однажды приз на скачках. Конный спорт увлек меня. В Мадриде я купил вороного рысака за пятьдесят тысяч долларов и потом целый год платил по пять тысяч в месяц тренеру за его выездку.
Затем я стал искать иные способы тратить деньги. Коридоры в нашем доме были задрапированы белыми шелковыми полотнищами. По стенам, на панелях орехового дерева висели редчайшие фламандские гобелены и картины старых живописцев. Наш сад римляне называли «райскими кущами». За длинной аллеей привезенных из Чили пальм взору открывались апельсиновые и лимонные деревья. Спутанные заросли деревьев и кустов по вечерам освещались японскими фонариками. Устремленная в небо струя фонтана высоко вверху раскрывалась чудесным букетом и осыпалась вниз серебряными брызгами.
В миланской опере Ла Скала у нас была абонирована ложа, и время от времени мы наезжали на премьеры.