Потребитель

Река медленно текла. Низко над стеклянной гладью мошкара висела танцующей дымкой. Пенистые груды никотинового цвета сбивались по краям хлама, прорывавшего зеркальную кожу — изжеванная ветка, упавшая с лесного купола, драпированная жирными покрывалами мха; газовый баллончик, почерневший и запекшийся илом; распускающийся моток мелкой проволочной сетки, залепленный черными листьями и украшенный хвостами прилипшей туалетной бумаги, покрытой слизью. Бумага была повсюду вдоль реки, свисая соплями со всего, что оказалось достаточно твердым, чтобы к нему прилепиться, она сочилась дикими кричащими вразнобой цветами — ярко-желтым, небесно-голубым, розовым, ослепительно белым — как будто племя фекальных упырей недавно мигрировало вверх по реке, оставив слизь этих липких праздничных вымпелов увядать, отмечая их след. Река была потоком ссак, расцвеченным дрейфующими блестками разлагающегося дерьма.

Она стояла, голая, сверкая, как огромный червь на фоне флуоресцентного ядовито-зеленого экрана колышущихся листьев. Каждый фолликул ее волос лучился из сердцевины света, заключенной в ее черепе, выбрасываясь из ее головы миллионом заряженных копошащихся щупальцев, как расползающихся волокон раскаленного докрасна и фосфоресцирующего апельсина. Она указала глазами вверх по реке, улыбаясь.

— Где-то там вверху город, — сказала она. Ее голос повис между нами облаком неподвижных молекул, а потом осыпался вниз, как тальк, вобрав из воздуха влагу.

Она легла передо мной мягкой белой массой на твердом черном иле. Раздвинула ноги и согнула колени, распластанная, как коченеющий и распухший труп нераскаявшейся нимфоманки, уставившийся стеклянными глазами в небо на вожделеющего бога, приглашая eгo спуститься и вкусить ее вызревшего презрения. Влага проступала на поверхности глины, очерчивая контуры ее тела, как полированную тень ауры, похожую на маслянистую призму. Ее кровеносная система малиново светилась под прозрачной кожей — ослепительная, сводящая с ума паутина расплавленных струй. Ее щель была побрита наголо. Губы — приоткрытый вход в погребенный тигель света. Ее рука протянулась сквозь пространство к тому месту, где сидел я, и потянула меня за собой.

Теперь я стоял над ней, растворяясь. Мое тело было слепком с моего настоящего тела, полой, просторно надутой кожей. Она стянула с меня штаны, покачивая мои гениталии у себя в руке, будто выкраденного из гнезда зверька, съежившегося от страха. Мой член немного набух, сгорбленный и вялый, словно кающийся монах. Она притянула меня к себе, вводя меня в себя, будто нянчась с ребенком, питающимся от мягкой пуповины. Бесхребетный, я плыл в ее тяжелеющей плоти. Деревья нагнулись над нами, преклонив колена, они лизали мою спину своими пальцами. Москиты гнездились в моих ушах, высасывая сок из моего сознания. Я открыл глаза и посмотрел на нее. Ее вонючий рот был широко растянут. Ее язык обслюнявливал мое лицо. Ее зубы стали заостренными бритвами. Они сомкнулись у основания моей шеи, пригибая мою голову к ее горлу. Она пила мои жидкие глаза. Моя сперма излилась в нее.

Она оттолкнула меня, хохоча. Встала, глядя вверх на вздымающийся посреди чащи холм. Там стоял ее дружок, залитый со спины светом заходящего солнца, подымая вверх мой рюкзак, как трофей:

— У нас есть пятьдесят долларов! Пятьдесят долларов!

Пока она одевалась, не обращая на меня внимания, я попытался схватить ее. Она достала маленький перочинный ножик из куртки и быстро ткнула им между мышц моего живота, затем оттолкнула меня. Я упал в речку. Уютную и теплую, как закипающий мед. Я лежал в ней, глядя на сплетенья ветвей, сползающие ко мне, целуя меня. В конце концов, я услышал, как взревел двигатель грузовика. Когда я, наконец, выбрался на дорогу, они были только удаляющейся черной точкой. Я почувствовал, как подымается шторм, а затем оборачивается вокруг моей голой кожи хлещущими чехлами льда.

1993

Мальчишка